Ничто не сравнится с тобой

 

Люблю декабрь. Его студеный утренний сумрак, не желающий рассеиваться и светлеть. Его простуженное, укутанное в облака небо — ворчливо-недовольное, из вредности закрывающее солнцу доступ к земле. Его колкие дожди, переходящие в липкий снегопад. Его туманы, дрожащим желе висящие между домами. Его короткие, ленивые дни, неторопливо пробуждающиеся, рассветающие наполовину, а в четыре уже спешащие на покой.
Его бесконечно тянущиеся вечера, когда спать еще рано, а что-то полезное делать лень, и не хочется ни ходить, ни говорить, ни вообще шевелиться. Хочется зажечь свечи, забраться с ногами на диван, накрыться до шеи ласковым, теплым пледом. Сидеть замерев. Глядеть не моргая на судорожное трепыхание свечного пламени, думать о приближающемся Рождестве. И тихо надеятся, что в ночь под праздник – по мановению исполняющей желания палочки повалит снег. Потому что именно по снегу в летучих санях прибывает к нам улыбчивый дед с ватной бородой и мешком подарков.
Конца декабря ожидаешь целый год. Каждый год. Не дай Бог пропустить тот таинственный вечер, который объединяет ребенка и взрослого одинаковым ощущением — ожиданием чуда, наступления какого-то невероятно счастливого события, которое происходит раз в жизни. И не обижаешься, если оно не происходит в этот год. Потому что на следующий – обязательно.
Это время, когда верится в невозможное и приходят в голову волшебные сказки…
Впрочем, в нашей истории ничего невероятного нет.
Начиналась она в мае.
1.
Дверь открылась с переливчатым звоном, возвещая приход новой посетительницы. Возвещать оказалось некому: в холле частной физиотерапевтической практики «Физиус» было пусто. Уютно. Неярко. И по-странному для лечебного учреждения тихо. Первое впечатление, сложившееся у Тани Герштанович: персонал и клиенты буквально только что находились здесь и внезапно дружно куда-то исчезли. Оставив входящим негласное приглашение: проходите, чувствуйте себя как дома. Вот аппарат для кофе и полагающиеся ингредиенты, самообслуживайтесь, пожалуйста. Вот телевизор, правда, без звука, но он и не требуется – всю необходимую информацию можно прочесть. Вот стулья и столы с журналами, присаживайтесь, читайте, чтобы не скучать.
Таня еще раз оглянулась, чтобы окончательно  удостовериться – она здесь одна. Заодно получше рассмотрела интерьер. Прямо – дверь во внутренние помещения. Слева – пустая стена. Направо – территория для ожидания, оформленная в виде гостиной. Наискосок – пустая стойка бюро с телефонным аппаратом и просветительскими брошюрами. Обычно в учреждениях за бюро сидит дама, регистрирующая пришедших, отвечающая на звонки и вопросы. Видимо, в «Физиусе» решили сэкономить на секретарше: второстепенный работник, можно обойтись. Вообще-то совпадало: когда Таня звонила записываться на прием, женский голос сказал:
— Вам не нужно сообщать о своем приходе. Ожидайте в холле. За вами придут.
Все-таки абсолютная тишина показалась слишком нереальной. Настораживала. Таня подумала: странно это. Мелькнуло сумасшедшее ощущение, которое часто посещает героев хорор-фильма: ее завлекли в ловушку. Это не физиотерапевтическая клиника, а место для экспериментов над людьми. Сейчас из двери выйдут здоровенные мужчины в белых халатах, молча возьмут ее под руки и потащат внутрь спиной вперед. Или похлеще: стены сами собой раздвинутся, уютный интерьер исчезнет, холл превратится в устрашающую медицинскую лабораторию со сверкающим хирургическим инструментом…
А, глупое наваждение! Таня хмыкнула про себя, тряхнула головой.  Подумала: чем бы пока заняться? Сидеть, тупо уставившись в телевизор или перелистывая журналы, не хотелось. Прошлась. Осмотрела поподробнее кофейный аппарат – черный, блестящий цилиндр со множеством кнопок. Пить кофе она не собиралась, не любила машинное, тем более с порошковым молоком. У нее дома стоит отличный, новый «сенсео» с отдельным питчером для взбивания пены. Получается капучино профессионального качества, именно такое, которое любила Таня: немного собственно кофе, большое количество молока и густо взбитая пенка сверху. Присыпать какао-порошком – готово!
Она не находилась здесь и пяти минут, но полнейшее отсутствие людей и звуков — хотя бы отдаленных разговоров или других живых шумов, начало настораживать. Не ошиблась ли адресом? Спросить не у кого. Посмотрела на экран. По немому телевизору показывали отзывы пациентов, которым помогли излечиться врачи «Физиус» — именно того учреждения, куда записывалась на прием. Значит, все правильно. Таня остановилась перед стойкой с буклетами про физиопроцедуры, которые предлагала практика. В подробностях рассмотрела висевший на стене план эвакуации на случай пожара. Оказывается, убегать придется не через входную дверь, а внутренними коридорами – через задний ход…
Доктор-физиотерапевт Джим фан Волленговен посмотрел сначала на часы, потом на угол компьютера, куда проецировалось изображение от камеры в холле. В двадцать минут одиннадцатого у него назначена встреча с пятидесятилетней пациенткой с жалобами на боли в спине. Пациентки не видно. Вместо нее спиной к камере стоит какая-то девушка: стройная, в платье чуть выше колен, короткой кожаной курточке, со светло-блондинистыми волосами до плеч.
Решил еще подождать – вероятно, его клиентка запаздывает. Или не придет вообще, такое случалось. Могла бы позвонить, предупредить – по закону вежливости… Когда через минуту картинка не изменилась, все-таки вышел в холл, скорее по обязанности, чем в уверенности, что девушка – к нему.
На звук открываемой двери посетительница обернулась, и Джим понял, что ошибся. Опешил немного. Перед ним стояла эффектно выглядевшая дама, находившаяся в гармонии со своим возрастом, который не скрывала, но умело вуалировала. Без резкого вторжения пластической коррекции, уродующей внешность, уничтожая индивидуальную неповторимость лица.
Джим догадался — в молодости дама выглядела ярко-привлекательно. Сейчас  привлекательно по-другому — утонченной эстетикой в чертах. Эстетикой, которая выдавала редкий тип женщин – красивых и умных, умеющих себя преподносить. Джим знал такой тип: гордые, но не заносчивые, знающие себе цену, но простые в общении… при одном условии: если почувствуют в собеседнике ровню по интеллекту. Раньше он с ними близко не сталкивался, не общался. Побаивался, что ли. С годами и жизненным опытом пришла уверенность в себе – был бы не прочь такую завоевать…
Внешне пациентка выглядела безупречно. Ухоженная кожа – гладкая, чистая, сохранившая молодую упругость. Без мешков под глазами и коричневых кругов на веках – спутников возраста «за сорок». Густые волосы аккуратно подкрашены, уложены по плечам в тщательно созданной небрежности. А главное — глаза: темно-карие, живые, излучающие энергию и озорство, будто их обладательница каждую минуту готова рассмеяться. Был бы повод.
Блондинка с карими глазами – комбинация, которую Джим обожал.
Только не сейчас. В данный момент он  доктор, существо бесполое, потому — эмоции задвинуть подальше.
Оцепенение длилось секунду. Он протянул руку:
— Добрый день. Мефрау Герштанович? Я … —  и скороговоркой представился.
— Таня, — ответила она просто, как всегда в неофициальных случаях.
При знакомстве фамилия обычно не запоминается, не стоит напрягаться называть. К тому же доктор наверняка ее уже знает, как и многое остальное по медицинской части – из данных компьютера. Она посмотрела на Джима со спокойной уверенностью и немного с любопытством.  Будто молча вопрошая – что он имеет предложить по улучшению ее состояния? Ненавязчиво, но очевидно давая понять: если не понравится его обслуживание, тут же уйдет. Она держит ситуацию под контролем.
— Прошу за мной, – сказал доктор, сделав жест в сторону двери во внутренность «Физиуса».
Джим вошел первым и снова жестом показал на первую дверь налево, которая стояла открытой.
Внутри практика была так же пустынна, как и холл, но теперь Таня не сомневалась, что находится по нужному адресу. Настороженность пропала – она не в лаборатории садиста-маньяка. Попеняла себе: поменьше хорор-фильмов надо смотреть, нафантазировала не по делу. Хотя ей простительно – творческий человек, воображение богатое… Легкой походкой вошла в кабинет, остановилась.
Кабинет имел компактный размер, чуть меньше ее собственной гостиной, и не оставлял сомнений в своем предназначении – излечивать мышцы, позвоночник и суставы. Повсюду специальные принадлежности и тренажеры. На вешалке – эластичный эспандер. В углу — гигантский, серебряный шар для тренировки спины. Слева – покрытая свежим бумажным полотенцем кушетка для массажа, способная двигаться вверх-вниз. Напротив двери высокая металлическая конструкция с гирьками, пружинами и стульчиком внутри – неизвестного предназначения, не похожая на стандартные аппараты для фитнесса. За ней – огромное окно вместо стены с дверью в мини-садик, который виднелся в промежуток между неплотно прикрытыми гардинами.
— Присаживайтесь. – Джим показал на стул у торца стола, сам сел за компьютер. Пальцы забегали по клавиатуре. – Сначала несколько вопросов – заполнить формуляр.
Пока он задавал стандартные вопросы и делал копию с паспорта, Таня исподтишка его рассмотрела. Выглядел молодо, вероятно – около тридцати, что не понравилось. Она не любила молодых докторов. Они неопытны, часто неумелы, не отличаются уверенностью в себе. Предлагая метод лечения, не умеют настоять на своем, легко идут на поводу у пациента, заранее зная, что пострадает эффективность процедур.
«Ладно, не будем делать скороспешных выводов», — подумала Таня.  Когда ее спросили по телефону, кого она предпочла бы иметь лечащим специалистом – мужчину или женщину, она уверенно ответила – мужчину. С женщиной-массажером имела неудовлетворительный опыт общения незадолго до того. Жаль, что ее не спросили и о желаемом возрасте врача. Сказала бы «после сорока пяти».
Ха, шутка. Слишком большая роскошь – ставить много условий. Иначе найдутся привереды, будут выбирать доктора не только по полу и возрасту, а по цвету глаз и политическим убеждениям. Наверное, только миллионеры могут себе позволить подобную переборчивость… Кстати, к цвету его глаз у Тани претензий не появилось.
Молодой доктор оставил неплохое первое впечатление. Высокий, что Таня ценила в мужчине больше, чем лицо. Впрочем, к лицу тоже невозможно придраться. Не безупречно красивое, но вполне приятное, с легким загорелым оттенком и крупными, четкими чертами: размашистые брови; слегка удлиненные, карие глаза; широкие, но не пухлые губы. Черные волосы зачесаны назад и укреплены пенкой, создающей мокрый эффект.
Отчетливо неголландский тип. Местные мужчины в большинстве некрасивы, бесцветны, выделяются только ростом. Чем знамениты в мире: голландцы – самая высокая нация. Из-за того страдает позвоночник – проблемное место рослых людей. Радикулит и другие болезни спины стоят на первом месте в списке хронических недомоганий населения страны.
Наверняка этот физиотерапевт нравится девушкам. Только не Тане. Она была свободна, но следовать моде — заводить любовника на двадцать лет моложе не собиралась. Молодых мужчин не любила и не рассматривала как возможных постельных партнеров. Любовник-сынок? Нет, играть роль мамаши для великовозрастного дитя — не в ее стиле.
Скользнула взглядом по безупречно чистому воротничку-стойке и коротким рукавам, из которых выглядывали голые, мускулистые руки. Предварительное мнение — в его пользу, как профессионала: доктор аккуратный, руки сильные — хорошо подходят для массажа.
И отвернулась к окну.
Когда он окончил деловой опрос, она начала свой — приватный. Практика «Физиус» — частная. Сертифицированная, конечно, но подробнее поинтересоваться никогда не мешает… Абы кому Таня не собиралась доверять тело и здоровье.
— Простите, вас как зовут? Я вначале не разобрала.
— Называйте просто Джим.
— Можно личный вопрос?
Доктор не смутился.
— Можно.
— Как давно вы работаете по специальности?
Впервые за несколько последних минут он оторвался от компьютера, повернулся к пациентке и прямо посмотрел в глаза.
— Физиотерапевтом работаю восемь лет. До того пять лет учился в высшей школе по общемедицинской специальности, затем четыре года – именно по своей. Дополнительно окончил курсы мануальной терапии, классического массажа и акупунктуры.
— Акупкнктура — это такие специальные иголки?
— Да. Очень эффективные при зажатии мышц. Вот смотрите.
Джим живо поднялся, взял с другого стола коробочку размером с упаковку парацетамола, протянул к таниному носу. Под прозрачной крышкой лежали в ряд иголки, похожие на портновские булавки — с красными шариками-набалдашниками, каждая — в отдельном целлофановом мешочке.
— Ваш домашний врач написал в направлении «неспецифические боли средней интенсивности в средней и верхней части спины». Это так?
— Да. Особенно в области шеи и левого плеча.
— По шкале от одного до десяти — как охарактеризуете интенсивность боли?
— Семь.
Доктор кивнул, простучал по клавиатуре, занеся данные в карту.
— Лечились до того?
— Пару месяцев назад прошла курс массажа, но он помог на очень короткое время. Хотела бы на сей раз получить более продолжительный эффект.
— Как по-вашему, почему возникли боли?
— От сидячей жизни. Постоянно за компьютером. Целый день, иногда дома тоже. Я, конечно, занимаюсь спортом…
— Каким?
— Два-три раза в неделю хожу в фитнесс-клуб. Иногда по воскресеньям бегаем с подругой на длинные дистанции.
«Заметно, — подумал Джим, — фигура подсушенная». И опять спросил:
— Чего ожидаете от лечения?
Странный вопрос, Таня даже не сразу нашлась ответить.
— Чтобы прошла боль, и я могла работать сидя, долго, не испытывая неудобств.
— Хорошо. Я буду комбинировать различные виды терапии. Силовой тренажер – для гибкости поясницы. Иголки, массаж – для размягчения мышц в области плеч. Сначала должен сделать общий осмотр. Раздевайтесь до пояса.
Неожиданность. Утром Таня совсем забыла, что пойдет к доктору, надела платье. Брюки были бы уместнее, да теперь поздно. Придется раздеваться до трусов.  Конечно, доктор – не мужчина, но все равно как-то неудобно. Попросить у него полотенце прикрыться? Ах, не глупи – приказала себе. Что он голых женщин не видел? Видел, да всяких. В большинстве – пожилых, больных, обрюзших. А Тане стыдиться нечего. Ее фигуре позавидует любая семнадцатилетняя.
— Бюстгалтер тоже снимать? – поинтересовалась на всякий случай.
— Тоже, — и показал на крючок-вешалку у двери. Сам отвернулся.
Чтобы не смущать пациенток и не смущаться самому, Джим давно выработал привычку не смотреть на них прямо, когда они раздеты. О том же предупреждали юношей-студентов во время учебы, правда неофициально, но многозначительно. Еще раз получил инструкции позже — от владельца клиники.
В Голландии строго запрещены любые формы сексуального домогательства. Даже словами. Даже глазами. Даже в шутку. Недавно был случай на эту тему. Неприятность произошла не с простым смертным – с бывшим премьером страны. Он служил на высоком посту в Европарламенте и потерял почетную должность только из-за того, что однажды по-дружески похлопал сотрудницу по попе. Хотя смешно подозревать его в секс-намерениях, Рюду Люберсу уже далеко за семьдесят. Но его все равно уволили – в качестве превентивной меры, предупреждения другим.
Для физиотерапевта деликатность строго обязательна: он находится в тесном, почти интимном контакте с пациентами, среди которых большинство женщины. Нельзя даже ненароком прикасаться к их чувствительным местам, чтобы не давать повод  заподозрить в грязных целях. Иначе пострадает не только профессиональная честь горе-лекаря, но имидж медицинского заведения. Что чревато потерей клиентуры, другими нежелательными последствиями. Случай может в прессу попасть, тогда не избежать скандала и банкротства.
Предписания врачебной этики Джим соблюдал свято. До сего дня. Как-то с самого начала отношения с пациенткой Герштанович складывались нестандартно. Когда она, раздевшись – в одних трусиках, шла к кушетке, прямо на нее не смотрел, но боковым зрением заметил все, что надо.
Тип – модельный, только без их костлявости. Джим многих повидал за годы работы, в том числе девушек-подростков, но такую складную фигуру видел впервые. Откуда нетипичная для здешних дам юная изящность? Голландки в массе своей имеют ширококостное строение, типично крестьянское, приспособленное к тяжелому труду и рождению здорового потомства.
Даже королевская семья не исключение. Последняя королева Беатрикс -типичный пример: кряжистая, плотная, с широким, далеким от утонченности лицом. Впрочем, покладистая по характеру, была любима народом. Не так давно она передала трон сыну с невесткой, из-за чего стала снова называться принцессой.
Сын поступил хитро. Чтобы влить свежую кровь в жилы старой династии, женился на иностранке. Новая королева, красавица Максима – дочь Аргентины. Кстати тоже кареглазая блондинка. После троих детей не потеряла стройности, вернее – строго следит за ее сохранением. Хорошо, если передаст изящную конституцию дочерям. Будут далее царствовать в Голландии не рукасто-щекастые крестьянки с толстой шеей, а стильные аристократки.
К которым Джим отнес бы и свою новую пациентку. От вешалки до кушетки она прошла прямо-таки с королевской грацией. Этому не научишься. Не подсмотришь. Не скопируешь. Это врожденное.
Сердце зашлось в учащенном беге. Обслуживать королев ему еще не приходилось. Не должен оплошать. Нет, он уверен в себе – получится как надо. Даже лучше. Приложит все силы, прыгнет выше головы, чтобы угодить. Поможет восстановиться. Красивое тело должно функционировать без сбоев. Таня будет ему благодарна.
Она знала, какое впечатление производила на мужчин. В другой обстановке не преминула бы взглянуть в глаза, чтобы поймать восхищение, которое лестно любой женщине, тем более в ее возрасте, далеком от молодежного. Но реакция доктора ее очевидно не интересовала. Медицинский кабинет – не место для флирта,  здесь важен результат. Она равнодушно опустила глаза в пол, показывая – его мнение ее не волнует.
За что Джим сказал ей про себя «спасибо». Продолжил прежнюю мысль. Ну хорошо, один вопрос прояснили: стройность у Тани не столько от занятий спортом, сколько от тонких костей. А каким чудом удалось ей сохранить крепкую на вид грудь — с острыми сосками, которые сейчас, освободившись от заточения в лифчике, выставились наружу, будто дразня? Гладкость кожи нежно-каштанового оттенка, который не получишь ни под солнцем, ни в солярии? Плоский живот без следов изнурительных тренировок и растяжек — неужели не рожала? Не верится. Красавица. Наверняка была нарасхват у поклонников. Почему «была» — она и сейчас первый сорт, что спереди, что сзади. На спине – ни грамма жира…
Ладно, не отвлекаться. Сказал:
— Сначала сядьте на кушетку. Спиной ко мне.
Никогда он так не волновался, прикасаясь к пациентке. Провел пальцами по шее, плечам, понажимал определенные точки, где от длительного напряжения мышцы сжимаются в узлы.
— Ой, — пискнула Таня.
— Здесь болит?
— Да. У меня, в основном, с шеей проблемы. И ниже.
Джим прошелся от третьего шейного позвонка до поясницы, выявляя проблемные места. Проверил гибкость суставов ног и рук.
— Ложитесь на живот.
Мягкими движениями ладоней принялся массировать ее спину. Потом начал проверять позвонки, с осторожной силой надавливая на каждый. Таня потихоньку охала. Вопросов не задавала. Доктор пояснял:
— Позвонки немного сместились. Я их вправлю. Но будут болеть. Несильно. Это нормально. Дня через два боль пройдет, почувствуете облегчение в спине.
Никогда еще работа не приносила ему столько удовольствия. И не будила столько фантазий. Понимал, что не должен давать им волю во время процедур, но не мог и не желал сдерживаться. Хорошо — пациентка в тот момент его не видела! Иначе имела бы право обвинить в визуальном изнасиловании.
Жадным взглядом, почти против воли Джим обволакивал танино тело от пяток до затылка и обратно. Особенно привлекала к себе ее попка под кремового цвета кружевными трусиками-боксер, просто магнитом манила. Миниатюрная, выпуклая, наверняка упругая. Джиму стоило напряжения, чтобы не соблазниться, не положить на нее волнующуюся ладонь…
А ноги! На глазок – половина ее роста, не испорчены ни возрастом, ни лишним весом. Любопытно ощутить их силу у себя на спине… Тут Джим осадил мысли, оторвал руки от тела, прижал подушечки ладоней к глазам. Вздохнул поглубже, потихоньку. Опустил руки, отвел взгляд от пациентки, воззрился на бесстрастный, холодный потолок, чтобы остудить воображение.
Попробовал продолжить массаж, но пальцы дрожали, стали неуверенными. Пришлось прекратить. Из-за смешной мелочи — начавшей усиливаться эрекции. Легкое возбуждение при массаже привлекательных женских тел появлялось у него нередко, что естественно для молодого здорового организма. Но никогда не переходило из слегка эротического в  явно сексуальное, трудноуправляемое. Джим умел держать себя в руках.
Только не сегодня. Не хватало, чтобы пацинтка заметила, иначе больше не придет. Потерять ее по собственной несдержанности было бы глупо.
Джим остановился и сказал:
— На сегодня все. Можете одеваться. – И отправился мыть руки.
Мыл нарочно долго. Чтобы повернувшись, увидеть уже одевшуюся Таню, и чтобы спрятать от нее  неспокойствие в глазах.
— Назначу вам следующие процедуры: один день – упражнения на силовом тренажере, для укрепления поясницы. Другой день – акупунктура и массаж. Два раза в неделю – во вторник и пятницу, подходит?
— Подходит.
Тане не подходило, у нее был завал на работе, даже на десятиминутный ланч отвлекалась с трудом, а с физиопроцедурами потеряет не менее получаса.  Но спину запускать нельзя – это не грипп, который можно перенести на ногах, задавив антибиотиками. Разболеется, не сможет исполнять заказы, подведет начальника. Брен Дингеманс скор принимать решительные меры, уволит — не посмотрит на старые заслуги.
Раньше Таня истерично за работу не держалась, новую легко было найти. Сейчас другая ситуация — пик кризиса, увольнения следуют лавиной. По телевизору сообщали: тысяча человек ежедневно встает в очередь на получение пособия по безработице. Для крошечных Нидерландов невиданная цифра.
Надолго остаться без постоянного дохода ей очень некстати: кредит за машину выплачивает, недавно кухню новую купила — денег в банке заняла. Придется как-то совмещать работу и лечение, вклинить процедуры в трудовой график. В ущерб свободному времени, естественно.
– А время?
Доктор посмотрел в компьютер на расписание.
— Без четверти два?
Время подходило, занесем в «плюс». Место тоже: практика располагалась для Тани идеально – по адресу Лаан ван Мердерфорт сто семьдесят девять. Ее фирма на той же улице в доме номер восемьдесят. От силы — две минуты пешком.
— Очень хорошо. Буду к вам забегать в обед.
— Вы живете поблизости? — рискнул поинтересоваться Джим.
— Нет, работаю. В здании «Зоргфлит».
— А, знаю. Там раньше биржа труда располагалась.
— Точно! Они недавно съехали в другое место, подешевле. Сейчас здесь несколько контор на разных этажах. В том числе моя. Называется «Zcala».
— Вы кем работаете? – Он не столько любопытствовал, сколько желал подольше задержать Таню. Под удобным предлогом – наладить дружеские отношения, что немаловажно в связке «доктор-пациент».
— Работаю ведущим копирайтером. – Далее распространяться о себе Таня в первый день не собиралась. Оставалась по-деловому сконцентрированной. — Кстати, сколько стоит ваше обслуживание?
— Первая встреча – сорок семь евро. Сюда входит заполнение анкеты, осмотр, составление графиков состояния спины. Следующие процедуры – тридцать восемь евро каждая. Стандартный тариф.
— Мне подходит.
— Думаю, за шесть-семь недель избавлю вас от болей. — Протянул визитку, которую только что заполнил. — Здесь мой мобильный телефон и расписание наших занятий на месяц.
— Очень хорошо. – Перерыв кончался, Таня заторопилась: — До свидания, до вторника.
Подала руку. Он пожал.
— До вторника.
Она вышла как-то слишком торопливо. Безразлично. Будто не желала больше возвращаться. Джим немного обиделся, хоть и понимал, что глупо. Стоял посреди комнаты и вспоминал. Ее кожу – гладкую как шелк, пахнущую свежестью  морского бриза. Или утренней росы. Или что там еще придумали романтичные писатели – вот именно этим.
Придет ли она в следующий раз? Сразу видно – дама занятая. Вдруг ей будет некогда? Или не понравился его массаж? Или – еще хуже – она заметила его неравнодушные взгляды? Нет, не может быть. Если только у нее нет глаз на затылке. Или кожей почувствовала дрожь в пальцах? Ах, опять про то же самое…
Она пришла. В обтягивающей грудь, розовой кофточке и обтягивающих бедра, белых брюках. Из-под ремешков открытых босоножек выглядывали пальцы с аккуратно подкрашенными, тоже розовыми ноготками. Почему-то именно эти миниатюрные пальчики, ровные – один к одному показались Джиму особенно эротичными: с удовольствием взял бы каждый из них в рот и индивидуально помассировал языком. Чтобы ей понравилось. Чтобы от пальцев разлилось по телу наслаждение. Которое превратится в желание… Стоп!
Ему стоило усилий, чтобы тут же не начать ее нескромно рассматривать.  Таня оделась со вкусом – подчеркнула достинства фигуры, чтобы у мужчин слюнки потекли. Одежда, явно не подходящая для рабочего дня. «Нет у них в конторе соответствующего дресс-кода, что-ли, без сексуально открытых вырезов и возбуждающе облегающих брюк?», — мелькнула ворчливая мысль. Тут же усмехнулся на себя – ревнует? Старомодно и безосновательно. Таня ему никто. Пока… Стоп! К делу.
Ему опять захотелось заставить ее раздеться до трусиков, но остановило здравомыслие, которым руководил врачебный долг. В конце концов он здесь не для собственного удовольствия, а ради восстановления здоровья клиентов. К тому же хочет именно данную пациентку поскорее избавить от боли, чтобы она заметила его усилия, оценила. Чтобы посмотрела на него не вскользь. Чтобы не спешила убегать. Все остальное – то, что за пределами его кабинета, вторично: как она одевается и с каким вожделением смотрят на нее самцы. Интересно, она замужем? Кольца нет, но это ничего не значит. Надо потом незаметно выяснить…
— Сегодня занятия на тренажере, для силовых нагрузок на позвоночник в районе поясницы, — сказал Джим и подвел Таню к металлическому монстру с вмонтированным стулом. – Сидеть надо очень ровно. Ногами упираться сюда. Правую ладонь положить на левое плечо, левую – на правое. Десять наклонов – пауза. Так четыре раза.
Показал. Когда она села, начал подстраивать сиденье, подкручивая внизу.
— Я повыше ростом, потому приходится переставлять, — объяснил.
— Сколько в тебе? – Таня очень естественно перешла на «ты». Так легче общаться людям, которым предстоит регулярно встречаться минимум полтора месяца – во время оздоровительной сессии. «Официоз» с доктором   противопоказан. Наоборот, чем лучше отношения, тем лучше результат. Тем более глупо продолжать «выкать», когда врач ощупал ее тело с головы до ног и знает его особенности лучше хозяйки.
Переход на «ты» — шажок к сближению. Джим первый никогда бы не предложил. Ее желание – его закон.
— Сто девяносто. А в тебе?
— Сто семьдесят один.
— Модельный рост.
— Да. Я, когда в высшей школе училась, подрабатывала на показах.
— Почему же не пошла работать моделью? Кажется, девушки только и мечтают ходить по подиуму, демонстрируя себя, а заодно новинки одежды.
— Это сейчас. Раньше профессия модели не была такой престижной. К тому же у меня имелась мечта – стать журналистом.
— И стала?
— Стала. На короткое время. Потом переквалифицировалась в копирайтеры.
— В чем именно она состоит?
— Пишу рекламные тексты, сценарии для видеороликов, придумываю слоганы, коротко и прицельно – чтобы запоминались.
— Типа: «Паста «Аэлита» — дешево и сердито»?
— Ха-ха! Да, типа того.
Таня первый раз наклонилась, а разогнуться быстро не смогла – аппарат давил на спину. Поднатужилась, выпрямилась. Каждый следующий наклон давался легче. Последние два сделала на автомате.
В паузе Джим спросил:
— Не тяжело было?
— Не очень. Приемлемо. Какой вес ты установил?
— Для начала пять с половиной килограмм. Но вижу — для тебя это слишком легко. Сейчас поставлю семь.
— Ой, нет, — запротестовала было Таня. Она рассчитывала получить оздоровляющий эффект, не утруждаясь. Таскать тяжести на спине, пусть и для собственной пользы, не очень-то привлекало. – Не вредно так сразу, без подготовки? Вдруг я устану? – И озорно взглянула на доктора. Все-таки, флирт – вторая женская натура. И почему нет? Чуть-чуть легкости не помешает. Лишь для настроения. Не переходя границ. Не имея ввиду ничего личного. Выйдет за дверь и забудет.
Он улыбнулся.
— Не бойся, я слежу за твоим состоянием. Ты сильнее, чем думаешь. В конце сессии должна будешь выдерживать семнадцать кило.
— Семнадцать кило? Не верится. – Она продолжала тянуть время. – А какой у тебя был самый старый пациент?
— Э-э, по-моему – девяносто лет. Кстати, тоже здесь занимался. Этот аппарат уникальный. Радикулит в начальной стадии излечивает полностью. В тяжелых случаях наблюдается значительное улучшение. Кстати, изобретение нашего земляка.
— Как аппарат называется?
— «Орижене». Ну, начинай.
Покосившись на гирьки тренажера, пациентка с притворным сомнением вопросила:
— Не слишком тяжелый вес установлен?
Она продолжала его испытывать. Джим подыграл:
– Вес тот, что нужен. Я строгий. Не ленись. Еще одна серия из десяти упражнений, и ты от меня на сегодня избавишься.
— Отлично!
Оба рассмеялись.
Даже если бы она ничего смешного не сказала, а только улыбнулась, Джим не удержался бы, ответил тем же. Таня имела сумасшедше заразительную улыбку и тем отличалась от большинства людей из их общей социальной прослойки — с высшим образованием, на хорошо оплачиваемых должностях.
Они не умеют смеяться громко, искренне. Все, на что способны — иронично-сдержанно улыбнуться с закрытыми губами и опущенными уголками рта. Взгляд остается настороженным, будто человек постоянно оценивает свое поведение на корректность. Так принято у жителей трех крупнейших городов, считающих себя столицами Нидерландов: Амстердам – официальная, Гаага — административная, Роттердам – портовая.
Самая амбициозная и высокомерная публика в Гааге. Там политический центр: правительство, министерства, Международный трибунал. Люди умны, закрыты, сосредоточенны — деловая богема.  Надели хмурые маски, чтобы показать – они заняты глобальными вопросами, на смех отвлекаться некогда,  они не за то огромные деньги получают Тех, кто открыто и часто улыбается, считают недалекими умом.
В том состоит главное отличие бельгийцев и голландцев. Язык один, а менталитеты разные. Бельгийцы – незакомплексованные, охотно и от души смеются. Голландцы наоборот, сдержанны, себе на уме. Посмеиваются над южными соседями, мол простоватые дурачки, бельгийцы – одним словом.
Откуда менталитет берется – от рождения или воспитания, Джим как-то не задумывался. Однажды наткнулся на детскую передачу по первому брюссельскому каналу: артисты показывали фокусы, шутили с аудиторией, пели песенки.  Дети реагировали мгновенно – смеялись, подпевали, хлопали в такт. Нидерландские дети обычно сидят насупившись. Чтобы их расшевелить, от ведущих требуется время и немало усилий.
Незакомплексованность Тани пришлась Джиму по вкусу.  Она не выглядела и не была простушкой. Она не вписывалась в рамки. Вела себя раскрепощенно. Смеялась искренне – обнажив безупречно ровные зубы, сощурив в щелочку глаза, без боязни выглядеть глупо или обнародовать морщинки.
Эта открытость и эти морщинки делали лицо настолько милым, что Джим тоже с удовольствием отбросил бы условности, занялся чем-нибудь по-детски непосредственным – вместе с пациенткой. Подурачился бы от души. Схватил бы ее в охапку, крутанул как на карусели — до пьяного головокружения. Накормил до отвала фруктовым мороженым, измазав нос. Посмотрел вместе «Кунг Фу панда», после чего изобразил бы из себя супер-панду, начал шутливо бороться и дал бы ей положить себя на лопатки.
А потом усадил бы с ногами на диван и рассказал бы кучу анекдотов из врачебной практики. Как зашла к нему однажды старушка, сгорбившись и еле передвигая ноги, но вдруг воскликнула «Ой, забыла в холле сумку с кошельком!» и – буквально вылетела из кабинета. Или как один парень праздновал Хэллоуин и заснул в позе лотоса, получил сдавление голеней, пришлось срочно делать массаж. Миллион историй Джим придумал бы, лишь бы она не переставала улыбаться…
Однажды Таня лежала на кушетке голая до пояса лицом вниз. Джим резкими нажатиями рук вправлял позвонки. Они трещали. Поначалу он по привычке каждый раз объяснял — это нормально, ничего страшного,  именно так ремонтируется спина. Потом надоело, спросил для начала разговора:
— У тебя нетипичное имя – Таня. Иностранное.
— Верно. Догадайся, откуда.
— Восточноевропейское?
— Да, словацкое. Меня в пятилетнем возрасте  удочерили нидерландские родители. Случайно — так же зовут мою тетю, сестру приемного отца. Тетя Таня живет в Америке, в Алабаме. Она одинокая. Однажды пригласила моего сына у нее пожить. Нашла ему местную невесту. Он там осел. Уже семь лет живет.
«А муж?» — чуть не вырвалось у Джима.
Смолчал, надеялся, она сама продолжит тему. Было бы логично. Сначала про сына рассказала, потом про мужа. Во время процедур надо чем-то время занимать, пациенты часто про себя рассказывают. Доверяют докторам. Так же, как таксистам или парикмахерам.
Только не Таня. Спросила у него:
— А ты откуда происходишь?
— Из Нидерландов, — ответил чуть удивленно.
— По моему предположению — в тебе чужая кровь присутствует. Вероятно, кто-то из предков из-за границы приехал. Скорее всего… Индонезия?
— Точно! Бабушка. Но это давно было. Лет шестьдесят назад —  когда они получили независимость от Нидерландов.
Углубляться в историю не стал. Общеизвестный факт. В пятидесятых годах многие индонезийцы покинули родину вместе с бывшими колонизаторами — опасались репрессий новых властей. Они работали на административных должностях, хорошо владели языком, потому Нидерланды сделали в сторону своих бывших сотрудников широкий жест, сказали: кто желает, может приехать. Вот они и приехали.
— Бабушка здесь потом вышла за дедушку Ари. Их дети, четверо человек в том числе мой отец, заключили браки с коренными.
— Я так и подумала.
— Как догадалась?
— У тебя в чертах есть что-то азиатское. Разрез глаз, что ли… Правда, рост – чисто голландский. Сто девяносто, ты говорил? Индонезийцы такими не вырастают.
— Да, я взял от предков с обеих сторон все самое лучшее, — с улыбкой сказал Джим. При случае похвалить себя никогде не помешает.
— Ты ездил на родину бабушки?
— Несколько раз. Там с моим ростом всегда смешно получается. Когда сижу – индонезийцы за своего принимают. Встаю – они в изумлении. Они мне по локоть. Смотрят – не верят, что такие высокие люди бывают. Я среди них как Гулливер среди лилипутов. – Почему-то захотелось добавить: когда с тобой туда поедем, будем два Гулливера… Еле сдержался. Глупая мысль. Вернее – преждевременная.
Надел перчатки, отправился к другому столу.
— Приготовься, сейчас начну колоть иголками.
— Больно?
— Что сказать… Перефразирую известную поговорку: хочешь быть здоровым – иногда нужно терпеть боль. Ты немножко запустила спину.
— Насколько запустила?
— У физиотерапевтов в ходу такое правило: время лечения в три раза длиннее, чем время боли. То есть, если болит неделю, требуется три недели, чтобы вылечить. Но не расстраивайся. Верну тебя в норму, но придется потерпеть. Иголок бояться не стоит. Я заметил, у тебя высокая болевая граница. Значит, выдержишь без труда. Ощущение — примерно как слабый удар током. У тебя жалобы сильнее с левой стороны, если я правильно помню?
— Да.
Перебирая пальцами по мышцам спины, он нашел узел, вкрутил иглу.
— Ну как?
— Ничего не почувствовала.
— А сейчас? – подвигал иголкой.
— Сейчас – да. Тупая боль. Непротивная. Вполне переносимая.
— У тебя мышцы твердые. Слишком зажаты. Их надо распустить.
Лежа вниз лицом, Таня смотрела в отверстие кушетки – на конструкцию ее ножек. Услышав про иголки,  напряглась, ожидая уколов. Напрасно. Доктор действовал осторожно, будто в руках его – редчайшая бабочка Урания, международно признанная самой красивой. Он хотел добавить ее в свою коллекцию, но пронзить столь искусно, чтобы она осталась жива.
Пациентка расслабилась.
— У тебя хорошо получается. Интересно, на ком тренировался во время учебы? Знаю, что хирурги практикуются со скальпелями на дынях, а физиотерапевты?
— Друг на друге. – Опять общий смех. – Нет, правда. Когда учился приемам акупунктуры, ходил с исколотой спиной. Сначала коллеги на мне тренировались, потом я на них отыгрывался. Вот так опыт приобретали. А иначе нельзя. Чувствительные точки надо уметь быстро находить.
Помолчал. Понадеялся — пациентка в ответ расскажет что-нибудь о себе. О веселом времени учебы, о друзьях, о семейном положении заикнется — что его давно и навязчиво интересовало. Но нет. Опять не проговорилась. Ладно, отложим выяснение до удобного случая.
В тот день Джим едва дождался конца рабочей смены. Более чем когда-либо в пятницу хотелось ему отвлечься от недомоганий пациентов, которые каждые полчаса заходили в кабинет и принимались за жалобы. Слушал их рассеянно, процедуры проводил на автопилоте. В семь часов торопливо попрощался с коллегами: сухощавой от ежедневных тренировок Ингрид и налысо побритым Рутгером. Пожелав «приятно провести уик-энд», первым покинул практику.
После кондиционерной прохлады «Физиуса» показалось – на улице духота. Но лишь на пару мгновений. Акклиматизация к комфортной уличной атмосфере прошла ускоренно и успешно. Чему поспособствовал слабый ветерок, прикоснувшийся к коже нежно, ненавязчиво, шепотом пообещав не делать резких движений.
На улице, которая на этом участке сужалась и превращалась в одностороннюю — ни души. Ни человеческой, ни автомобильной, ни велосипедной. У обочины плотный ряд машин, терпеливо поджидающих хозяев. Джим остановился посреди плиточного тротуара. Показалось – он находится внутри картины художника-реалиста, который любит писать свет в разных оттенках.
День подходил к концу, но сумерки еще не начались. Клонящееся к западу солнце прикрутило яркость, покрыв уличный пейзаж слегка размытыми, мягкими тонами. Дома накрыла прозрачная дымка, от чего стерлись резкие границы: окон, крыш, дверей, углов. Здания в сотне метров удаленности выглядели расплывчато — как на небрежном акварельном наброске.
В воздухе витала смесь едва уловимых ингредентов, которые сопровождают тихий, теплый, майский вечер – счастливой безмятежностью, обещанием чего-то романтического, возможностью исполнения желаний. Пахло поздней весной, тем коротким отрезком времени, который жалко упустить, не отметив.
Вечер пятницы — лучшее время: конец рабочей недели, начало уик-энда. Джим устал, но торопиться домой не собирался. Настроение какое-то легкое. Тянуло побыть на людях. Пообщаться. Не с родственниками или друзьями: там надо напрягаться, участвовать в беседе, сообщать что-то значительное, вникать в произнесенное другими. Это сегодня неважно. Хочется отключиться от ежедневной рутины, разгрузить мозги. Расслабиться эмоционально. Если разговаривать, то на легкомысленные темы. Лучше с незнакомыми. Чтобы поболтал и забыл.
Подумалось: отличное время для романтического вечера вдвоем – тихое, теплое, беззаботное. Спешить некуда, ведь завтра суббота. Дела подождут до понедельника, сейчас можно заниматься чем хочешь. Например, мечтать. Начнем прямо сейчас. Хорошо бы посидеть с девушкой где-нибудь на открытой террассе  под рюмку легкого вина или просто пройтись по городу. Держать ее за руку, иногда, наклоняясь, целовать в щечку… Жаль, подходящей девушки под рукой нет.
Послышались голоса. Из гостиницы рядом с практикой вышла толпа нарядно одетых мужчин и женщин, которые, смеясь и громко разговаривая, отправились в сторону трамвайной остановки. Наверняка собрались в ресторан. Машин не взяли – чтобы весело провести вечер без оглядки на запрет напиваться за рулем. Джим слегка позавидовал. Только слегка. Ресторан – не проблема. Он мог сделать один звонок – появилась бы и девушка. Только не та, которую хотелось целовать, держа за руку…
Его «Ниссан» цвета бордо стоял напротив. Щелкнув пультом, Джим открыл дверь. Устроился на водительском сиденье, вырулил на проезжую часть, в конце улицы сделал поворот налево и направился к площади Королевы Эммы.
Площадь имела правильную круглую форму и была обсажена короткими, тонкоствольными деревцами, названия которых Джим не знал. Ради экономии места их подрезали и сформировали особым способом. Кроны сделали как бы приплюснутыми — со стороны дороги и тротуара. Чтобы ветки не вздумали торчать в разные стороны, мешать движению машин и пешеходов. Их предназначение — служить зеленым антуражем. Деревья касались друг друга ветвями и походили на людей, вставших в круг и взявшихся за руки.
Под одним из них стояла картонная фигура шеф-кока в поварском колпаке, в человеческую величину, с утяжеленным низом – чтобы не падал от ветра, а только гнулся. Шеф добросердечно улыбался и приглашал рукой в кафе под названием «Эмма». Куда направлялся Джим — поужинать, почитать газету, с кем-нибудь поболтать.
Он приходил сюда уже лет семь. Раньше кафе принадлежало даме по имени Розанна. В первое свое посещение Джим заказал апельсиновый сок и получил маленький сюрприз: не стандартный напиток — охлажденный, из супермарктовской коробки, а свежевыжатый, приятной комнатной температуры. Сок понравился, а с ним и хозяйка — услужливость ее подкупила. С тех пор он посещал «Эмму» регулярно, чаще всего по пятницам.
Пару лет назад в регулярности чуть не случился сбой. Однажды он заметил за стойкой не Розанну, а загорелого молодого человека, явно из иностранцев. Не придал значения, может – новый официант. Завидев нового клиента, тот подошел, поздоровался, протянул руку знакомиться:
— Карим – новый владелец кафе.
Новый владелец? Сообщение не из приятных. Парень был не из местных, скорее всего турок. Не то, чтобы Джим их недолюбливал, просто далеко не всякая перемена – к лучшему, по принципу: новая метла по-новому метет, и не знаешь – в какую сторону. Манера обслуживания Розанны, ассортимент напитков, меню, а также клиентский контингент кафе его устраивали. Менять устоявшиеся привычки — всегда насилие над собой.
Подняло голову предубеждение. Вдруг подобно многим пришлым Карим начнет вводить свои порядки – чтобы  вытеснить коренных голландцев, заменив на клиентуру собственной национальности. Рецепт проверен и прост: изъять алкоголь из продажи, начать подавать исключительно турецкие блюда, заводить заунывную музыку. Коренные сами сбегут.
Встать и тотчас уйти он не решился. Слишком демонстративно. Остался посмотреть, подтвердятся ли предположения. Неторопливо оглядел зал – в тайном намерении найти типичные усатые лица. Если встретит хоть одно, поднимется и уйдет навсегда.
Напрасно он настроился на воинственный лад! За столиками сидели только представители нидерландской белолицей расы, некоторых постоянных посетителей узнал в лицо. Что успокоило. Значит, с приходом Карима нежелательных изменений не случилось.
Остался вопрос: почему Розанна продала «Эмму»? При нем она ни разу о том не заикалась, хотя поговорить любила… Позже Джим узнал. По слухам. Якобы, находившееся на бойком месте кафе понадобилось местной курдской мафии для отмывания денег. Они принудили Розанну его продать, поставив своего человека – Карима.
Который, кстати, оказался общительным, улыбчивым парнем. Разговаривал без акцента и очень усердно старался угодить. Пока записывал заказ, коротко рассказал о себе: приехал из Турции в семилетнем возрасте, с родителями и братьями. Сейчас тридцать два, имеет  жену и троих детей.
Очень мило и вполне по-человечески.
Кроме Карима, других новшеств Джим не заметил, ни в интерьере, ни в музыке, ни в пище. На полках за стойкой бара стояли все те же бутылки с виски, вином и енейвером. Из динамиков доносился женский голос, певший на английском. Кажется, громогласная Адель,  которую Джим не любил за резкость тона. У нее единственная, по-настоящему успешная песня — «Скай-фолл» из последнего «Джеймс Бонд»-фильма. Сейчас звучала другая, хорошо — в приглушенном варианте.
Он с аппетитом съел заказанный антрекот с овощами, который прибыл очень вовремя — через двенадцать минут, именно столько приходилось ждать и при Розанне. Запил пивом, попросил еще стакан. Карим принес и остался поболтать, очень профессионально – не присаживаясь и постоянно поглядывая на других клиентов, чтобы не пропустить заказ.
При всем желании пожаловаться было не на что, и Джим продолжил посещаеть «Эмму» как прежде.
Войдя, он от двери поздоровался с Каримом, который занимался обычным «мульти-таскингом»: наливал пиво, обменивался репликами с посетителями у стойки, здоровался с входящими клиентами. Еще успевал давать распоряжения официантке Елс, молодой блондинке в темно-синем фартуке. Который она носила в виде длинной юбки ниже колен: обматывала вокруг бедер, края сзади чуть-чуть не сходились, приоткрывали в щелочку попу в джинсах.
Кафе было заполнено меньше чем наполовину. Джим прошел через зал к стене, где висели черно-белые, бытовые фото старой королевы Эммы и ее мужа, известного «охотника за юбками». Устроился за столиком на одного, лицом к  другой стене — стеклянной, открывавшей вид на тротуар. Сейчас она была поднята – как обычно в теплое время года. Карим организовывал там террассу из нескольких столиков, которые заполнялись быстре, чем места внутри.
Джим   попросил «Телеграф» и бокал белого вина. Спросил у Елс – что у них в меню дня.
— Паэлья по-средиземноморски, салат «Цезарь», мороженое «Монблан».
— Хорошо.
Отхлебнув вина, приятной прохладой пролившегося в горло, он взглянул на первую страницу газеты. Массивными, черными буквами там стояло что-то про террористический акт, ниже — фото с трупами, разбросанно лежавшими на дороге. Джим отодвинул газету подальше, повернув другой стороной – чтобы не мешала аппетиту. Отхлебнул еще. Оглядел потихоньку внутренность заведения. Кроме себя, одиноких посетителей не увидел. Посмотрел на улицу.
Шел восьмой час. Кафе стояло на северной стороне, где сейчас быстро темнело. Еще потому, что на небо нагрянули облака. Не грозовые. Вечерние. Воздух посинел и потерял прозрачность. Внутри зажглись настенные и настольные лампы, неярко, чтобы не нарушить деликатную вечернюю атмосферу. Снаружи по окружности площади Королевы Эммы тоже зажглись огни: на столбах и на тех самых плоских деревцах. Оказалось — они связаны друг с другом тремя рядами маленьких лампочек. Простенько и нарядно.
Мимо окна неторопливо прохаживались люди, случайно – все парами, будто дразнили Джима. Он не завидовал. Он не чувствовал себя обделенным компанией, от того опечаленным. Наоборот, настроение души – радостно-ожидающее. Как всегда перед уик-эндом. Только ли? Если бы Джим честно покопался в себе, признался бы: он находился в самом романтическом состоянии – предвосхищении влюбленности. Состояние зыбкое, волнующее именно неопределенностью, невозможностью предсказать. Задача со многим количеством вариантов ответа. Есть объект влюбленности, есть контакт. А что получится в результате – жирный знак вопроса…
Лишь раз прошла по тротуару одинокая фигура. Несчастного человека видно сразу. Мужчина шел, обреченно наклонив голову, и она кивала монотонно, будто одобряла каждый его шаг. В согнутых пальцах, как на крючках, висел голубой пакет самого популярного супермаркета «Алберт Гайн». Пальцы казались застывшими, нечувствительными – если бы пакет с них соскочил, мужчина бы не заметил. Он вообще не замечал ничего вокруг, всем видом давая понять: забот невпроворот, отстаньте со своей романтикой, мне все равно – май сейчас или ноябрь..
Джим проводил его  взглядом и подумал: не дай Бог опуститься до такой степени равнодушия.
Вернулся взглядом в зал. Публики прибавилось. Стало оживленнее, шумнее. Разговоры перекрывали музыку. Посетители — ничего особенного, вполне себе среднего класса жители Гааги. Сидели или по двое, или группками, или с детьми.
Вон две дамы почтенного возраста, изо всех сил молодящиеся: чрезмерно накрашенные, увешанные кольцами и бусами, с идеально уложенными прическами – лениво переговариваются, потягивая вино, поглядывая по сторонам.
Вон трое мужчин разложили на столе бумаги и негромко спорят, не забывая отпивать из рюмок на высоких ножках.
Вон двое парней напротив друг друга: каждый уставился в экран своего лэп-топа, совершенно не реагируя на окружающее.  Полчаса назад они сидели в тех же позах. Знак современности – находиться среди людей и в то же время  отгородиться от всего мира.
Вон молодой папа едва справляется с двумя гипер-активными детьми, которые не желают сидеть чинно за столом, так и норовят побегать у взрослых под ногами.
Вон две девушки — о чем-то шепчутся, исподтишка поглядывают на Джима. Улыбнулся им, отвернулся.
Он  знал — достаточно малейшего знака, и он будет не один. Но. Легкие победы его давно не интересовали. Вот если бы сюда вошла… Таня – подумал и невольно посмотрел на вход. Будто действительно ожидал ее. Кстати, не такая уж сумасшедшая надежда. Он не просто так пришел сегодня в «Эмму». Из медкарточки Джим знал, что пациентка его проживает поблизости — в Цветочном районе на Радужной улице, которая лежит в квартале отсюда. Собственно, рукой подать: из кафе направо – до угла, повернуть еще раз направо и — до первого перекрестка. Там начинается ее улица. Пешком минут пять. Вдруг ей придет в голову зайти сюда по дороге домой?
Если бы она вошла, посетители бы дружно оглянулись. Потому что она не «средняя». Таня из тех людей, которые обладают харизмой. Не властной, подавляющей, как у политических лидеров, а светлой, солнечной, притягивающей взгляд. Джим вспомнил ее по-детски искреннюю улыбку – глаза, превратившиеся в щелочки. Такие забавные, что глядя на них невозможно не улыбнуться в ответ.
И пусть она старше, не имеет значения. Таня – из тех женщин, над которыми возраст не властен. Потому что они из-за него не комплексуют. Не обращают внимания – несущественная мелочь. Они увлечены другими делами, более важными. Творческими. Они просты и сложны одновременно. Они доброжелательны, легки в общении, но чужих в свой мир пускают неохотно. Они любят только себя, но неэгоистично, не в ущерб близким. И они никогда не приносят себя в жертву.
Они умеют управлять собой. Их радость открыта и эмоциональна. Об их печали не узнает никто. Кажется, что их жизнь легка, беспроблемна, солнечно озарена, потому хочется следовать  за ними, чтобы и в свою жизнь заполучить лучик счастья. Но завоевать их любовь удается не каждому:  следует приложить усилия — прежде всего по усовершенствованию себя. Чтобы соответствовать.
Потому что абы с кем они не общаются. Они не теряют время на дураков. На депрессию или скуку. Они самодостаточны и знают, чего хотят. Остальное неважно. Это не значит, что они не занимаются собой. Наоборот – очень даже занимаются. Спорт, здоровое питание, подвижная, наполненная смыслом жизнь. Таня много путешествовала, много читает. С ней интересно общаться. Как с человеком. И несомненно – как с женщиной, только этого Джиму пока не удалось испытать.
И удастся ли вообще? Во любом случае — он не будет предпринимать активных попыток до окончания курса лечения. А пока есть время выведать информацию. Что бы он в первую очередь хотел про нее узнать? Семейное положение – имеет ли мужа или друга. Дать ей ненавязчиво понять, что неженат. Выяснить ее отношение к возможности заиметь молодого партнера…
— Твоя паэлья, — сказала Елс, ставя перед Джимом тарелку с горкой дымящегося риса и красной, сложившейся пополам креветкой наверху.
К середине лечебного курса отношения между доктором фан Волленговеном и пациенткой Герштанович установились на отметке «доверительные, поверхностно-дружелюбные, в служебных рамках». Направленные на достижение главной цели – поправить танино здоровье. Джим старался изо всех сил. Но кроме стандартных «спасибо, до свидания» во вторник  и «приятно провести уикэнд» по пятницам других знаков внимания не получал. Ни разу не удалось ему задержать ее взгляд на себе дольше полсекунды, ни разу не разговорилась она о личной жизни, даже намеками. В отличие от других клиентов, которые только о собственных заботах и повествовали.
Лед стронуть помог случай. В одну из пятниц, едва Таня закончила упражнения на тренажере, в стекло забарабанило крупными каплями дождя. Она ходила по кабинету, потряхивая руками, расслабляя мышцы после нагрузки. Остановилась перед окном.
— Дождь. Я зонт не взяла. Еще десять минут назад ничего не предвещало… Наглядный пример непостоянства нидерландской погоды.
— Можешь здесь переждать, если хочешь. Не думаю, что это надолго.
— А твой следующий клиент?
— У меня сейчас кофе-пауза на пятнадцать минут. Так что располагайся. Хочешь кофе?
— Хочу.
— Какое предпочитаешь: черное, капучино, лате макиято?
— Делай то же, что сам пьешь. Я – за компанию.
— Тогда лате.
Таня присела сбоку стола, Джим отправился в холл к кофейному аппарату. Вскоре вернулся с двумя наполненными бумажными стаканчиками. Таня отпила.
— Завтра начинается фестиваль «Пинк-поп», — сказала, глядя в окно. —  Жаль для устроителей и зрителей, если погода испортится. В этом году концерт будет особенный. Впервые организаторам удалось «Роллинг Стоунз» заполучить. Говорят, им миллион на человека заплатили. Ты, конечно, пойдешь?
— Нет. Я не поклонник Джаггера. Впрочем, уважаю «Стоунзов». В их возрасте – и такая энергия… Но целую ночь стоять, слушать рок и накачиваться пивом желания нет. Там одни двадцатилетние собираются, а я из молодежного возраста вышел.
— Из молодежного возраста вышел? Я думала, ты примерно ровесник моего сына.
— Сколько ему?
— Двадцать восемь.
— А мне тридцать восемь.
Таня удивленно, слегка недоверчиво, посмотрела на доктора. Его осенило. «Так вот почему она глядела вскольз и чуть ли не бегом выбегала из кабинета после процедур, словно птичка из клетки, — догадался Джим. — Она думала, что я молокосос, ровесник сына, по возрасту ей не подхожу. Боялась, что рядом со мной будет выглядеть мамочкой с ребенком. Становиться объектом неодобрительных взглядов ей, конечно, не по душе»…
— Неужели я так молодо выгляжу?
— Ну… не знаю… Я вообще-то не умею возраст определять. Даже приблизительно. Все, кто моложе меня, кажутся не старше тридцати.
— Совершенно напрасно. Ты сама на тридцать пять выглядишь.
— Ну, не знаю… – повторила Таня и опять отвела взгляд к окну. Ей был приятен комплимент, но она не поверила. Или поверила, но не придала значения.
— Нет, правда. Если мы рядом по улице пройдем, разницы в возрасте никто не заметит.
Таня еще раз — долго, изучающе посмотрела на доктора, открыла было рот что-то сказать. Потом неуверенно пожала плечами, промолчала. Было заметно, что она не задумывалась над темой – он и она рядом. Развивать ее дальше Джим не стал. Сделикатничал. Спросил про другое:
— Что собираешься делать на выходных?
— Если погода позволит, пойдем в город…
— С мужем? – почти непроизвольно вырвалось у Джима. Чтобы скрыть болезненную заинтересованность, опустил глаза к клавиатуре.
— С подругой. Муж живет отдельно. Вернее – бывший муж. – Тут Джим едва сдержал счастливую улыбку. Чтобы не выдать себя, поднес стаканчик ко рту, сделал затяжной глоток. – Подруга Рената преподает эстетику в Кембридже, приехала на две недели к родителям погостить. Завтра собрались с ней в город. Пройдемся по магазинам, сейчас как раз летние скидки начались. Посидим на террассе, выпьем розового Просеко. Потом сходим в кошачий приют…
— В кошачий приют? Неожиданное развлечение для субботы.
— Давно хотела себе кошечку завести, что-то одиноко себя чувствую последнее время. А кошечка придет ко мне на диван вечером, будем с ней по телевизору программы про животных смотреть. В компании веселей.
— Обожаю кошек. У моей мамы  их две – зовут Мус и Пус. Такие игривые! Только приду в гости, они вокруг ходят, о ноги трутся, пристают – играй  с ними. Носятся как сумасшедшие. С ними правда весело. Если бы я хотел домашнее животное завести, взял бы кошку. Они хитрые — себе на уме. Веселые, ласковые.
— И умные. До ненормальности. Знаешь, недавно наблюдала такую картину. Еду на велосипеде, смотрю впереди кошечка дорогу переходит. Причем – точно по «зебре» и неспеша. Будто знала, что там безопасно. Перешла на другую сторону и дальше побежала по своим делам. Вот бы заснять на камеру! Отличное видео получилось бы в рубрику «Кошки в городе».
 — Ты уже присмотрела, какую хочешь взять?
— Нет пока. Дело в том, что у меня раньше была аллергия на кошек и собак. Вернее – на шерсть. Врач говорил, что с возрастом должно пройти. Рената посоветовала сначала сходить в приют, подышать тем воздухом, посмотреть, как буду себя чувствовать. Жалко получится, если возьму кошечку, а потом не смогу с ней жить. Придется назад отдавать.
— Да, конечно. Тебе надо гладкошерстную брать, чтобы шерсти поменьше в воздухе летало.
— Я тоже так думала. Типа абиссинки. Посмотрим, что у них в приюте найдется подходящего.
-А цвет?
— Обожаю рыжих с белым воротничком и лапками. Но это второстепенно. Зависит, кого они имеют в данный момент предложить.
Пауза. Джим сознательно выжидал: спросит ли она про его планы. Он бы с удовольствием поведал: так как семьи нет, проводит выходные или с друзьями — занимаясь спортом, или с родственниками — отдыхая лениво.
Не дождался. Интереса – ноль. Обидно.
Сидя спиной к окну, Джим слушал шелестение дождя. Таня сказала:
— Мне пора идти. Работа стоит.
— Хочешь, дам что-нибудь голову прикрыть, газету или журнал?
— Не надо. Я сумкой прикроюсь.
Курс лечения подходил к концу. Джим судорожно напрягал мозги придумать что-то поумнее, какой-нибудь подходящий предлог —  хотя бы раз позвонить ей домой. Или как-то вынудить ее позвонить по его личному номеру, который он в самом начале написал на визитке.
Рассчитывать на ее звонок не приходилось. Нужно самому проявить инициативу.
В последний день, когда Таня одевалась после массажа, он сказал:
— Ты говорила — много печатаешь, от того болят запястья. Вот аппарат для укрепления рук в области пульса. – Подал утяжеленный, гладкий шар, ловко умещающийся в неплотно сжатом кулаке. – Делай ежедневно круговые упражнения — по две минуты каждой рукой, очень помогает. У меня дома такой же.
— Сколько стоит?
— Нисколько. Нам запрещено продавать. Даю тебе на время. Попользоваться. Потом вернешь, при случае.
Таня взяла. Подала руку.
— Спасибо, Джим. Ты мне очень помог.
— Старался изо всех сил. Рад, что ты теперь в порядке.
— До свидания.
— До свидания.
И исчезла. Только оставила невидимое облачко вкусного парфюма – вроде воздушного коктейля из экзотических фруктов: ананаса, манго и фейхоа с добавлением цитрусовых. Запах, который последние полтора месяца ассоциировался у него прежде всего — с ожиданием. Чего-то не совсем определенного, но многообещающего, что по ночам будоражило мозг. Сегодня он ощущал его в последний раз – осознание, которое камнем легло на душу.
2.
Через неделю.
— Таня, зайди ко мне. — Голос Брена Дингеманса в трубке внутреннего телефона звучал озабоченно.
Поставив компьютер в положение «спать», Таня сгребла бумаги, которые просматривала, сунула в ящик стола. Поднялась на второй этаж, прошла было мимо  кофейного аппарата, который использовал натуральные зерна, от чего  в радиусе трех метров распространялся завлекающий запах. Противостоять ему не хватило сил. И желания. Вернулась. Подставила стаканчик, стала неспеша выбирать режим.
Таня догадывалась, о чем собирался беседовать с ней Брен.  Несмотря, что  на дворе лето, на работе – полнейший аврал, наверняка подкинет дополнительное задание. А у нее лишней минутки нет. Сегодня пятница, вечером надо успеть написать статью в женский журнал – про достоинства нового крема от морщин. Которого она не видела и не нюхала, но неважно. Получила необходимые данные от заказчика, остальное – дело писательского опыта, которого ей не занимать. Выходные же собиралась провести с подругой в Лондоне, билеты куплены, гостиница оплачена.
Вызов к директору с утра не предвещал бури положительных эмоций. Скорее – торнадо проблем, которые потребуется срочно разрешить. Если не получится увильнуть от неприятного разговора, то хотя бы оттянуть. Ничего, подождет начальник…
Со стаканчиком в руках она миновала недлинный, зигзагообразный коридор и постучала в дверь с табличкой «Директор объединения «Zcala» Брен Дингеманс».
Дверь он открыл самолично, что свидетельствовало: решил проявить знак внимания перед тем, как чем-то огорошить. Известная директорская тактика, которую за двенадцать лет совместной работы Таня изучила досконально. Она вошла и незаметно вдохнула поглубже, чтобы заранее не падать духом. Села на предложенный стул, хлебнула кофе.
— Как здоровье? – преувеличенно заботливо спросил Брен.
Лучше бы он обратил этот вопрос к себе. Брену едва исполнилось шестьдесят, что по голландским меркам означало – возраст далеко не старый. При соответствующем внимании к здоровью он вполне мог бы дотянуть до восьмидесяти. Но Таня сомневалась. Еще десять лет назад он выглядел подтянутым, розовощеким, энергичным мужчиной, с которым она однажды имела неслужебные отношения. Коротко. Не более месяца.
Она только что развелась и находилась в нестабильном состоянии сознания — полнейшей неопределенности. Жизненного распутья.
С мужем Дидериком она прожила восемнадцать лет и надеялась вместе состариться. Не получилось. Он работал начальником юридического отдела в городской администрации, здание которой за идеальную белизну и холодное излучение прозвали «Ледовый дворец». Когда Дидерик получил право уйти на пенсию по выслуге, собрался переселиться подальше от городской суеты. Да не просто за город, а совсем в глушь – на Тессел. Что для Тани означало: бросить все и отправиться за мужем в добровольное изгнание.
Потому что Тессел – это мини-остров в Северном море, рай для пенсионеров и любителей жить уединенно. Там полнейший штиль – в социальной, культурной и всех других сферах: ни возможности найти работу, ни заняться спортом, ни разнообразно отдохнуть. Ни элементарно посидеть на террассе кафе за чашкой капучино или рюмкой вина. Вернее – посидеть-то можно, только каждый день видеть там одни и те же пожилые, сморщенные лица… Надоест через неделю. Если не раньше. На Большую землю можно попасть только на пароме, туда не наездишься каждый раз, когда возникнет желание пообщаться с цивилизацией.
Нет, вариант отчуждения от живой человеческой суеты Тане не подходил. Она стопроцентно городской человек. Не представляет себя вне беспокойной улицы, с вечно спешащими машинами, велосипедами, пешеходами. С трамваями и автобусами, в которых не бывает застоя – без конца входят-выходят люди, принося с собой разнообразие: лиц, одежды, языков, запахов.
Гаага – постоянно развивающийся, мультикультурный мегаполис, Мекка для туристов и бизнесменов. Таня обожала жить в его энергичном ритме: заниматься делами, составлять планы в голове, все время куда-то спешить. Если спешить было некуда, что случалось иногда по выходным, отправлялась бродить по центру, очень продуманно объявленному «зоной без автомобилей». Центр был отдан в распоряжение гостей и жителей города: покупателей, посетителей кафе и ресторанчиков. Вклинившись в человеческий поток, текущий мимо витрин, она с удовольствием ощущала себя  полноправным членом в унисон работающего организма.
Обожала наблюдать за людьми. По внешности угадывать национальность, по выражению лица читать настроение. Опечаленное или беспечное. Злое или беззаботное. Никогда равнодушное. Каждый чем-то занят: разговором, едой, рассматриванием товаров. Толпа не молчит и не стоит на месте. Вечное движение.  Это интересно. Это вдохновляет, не дает стареть духом и телом. Заставляет держать себя в тонусе, чтобы успевать за переменами.
Толпа здесь особая. Модно одетая, заходящая в дорогие магазины не только поглазеть, но и купить понравившуюся вещь. Здесь высоки стандарты. Им приходится соответствовать, иначе окажешься на обочине. За пределами круга успешных людей, которые имеют хорошо оплачиваемую работу и могут себе многое позволить. Таня высоко ценила свою принадлежность к этому кругу. Она получила доступ в него не бесплатно, а приложив усилия мозгов. И продолжает прилагать, делать карьеру.
Ей было жизненно необходимо ощущать себя частью этой уверенной в себе, финансово обеспеченной группы потребителей жизненных благ, на которую рассчитана экономика каждой страны.  В слове «потребитель» она не находила ничего обидного. Она заработала деньги трудом и имеет право тратить их по собственному усмотрению. Она пробилась в клуб, членов которого многие с завистью называют «удачниками». Ошибочное мнение. Они – трудоголики, постоянно совершенствующиеся. Не стоящие на месте, следящие за новинками прогресса. Принадлежность к их числу придавало осмысленность существованию Тани.  В тишине и безделье она завянет.
Она любила Дидерика, но… Попрощаться с работой, с друзьями, с возможностями мегаполиса мирового уровня, которые предоставляет Гаага? Слишком большая жертва.
Она развелась. Правда, не сразу. Пару раз Таня приезжала к Дидерику на остров. Не для того, чтобы постараться перебороть себя, умерить амбиции, коренным образом поменять уклад жизни ради мифического понятия «сохранение семьи». А для очистки совести, чтобы убедиться лишний раз: Тессел – среда обитания, совершенно не подходящая ее деятельной натуре.
С тех пор она постоянных отношений не начинала. Только непродолжительные – на пару месяцев, для здорового секса, поддержания функций организма в рабочем состоянии. Да, можно сказать – относилась к мужчинам потребительски. Ничего странного, сейчас время такое. Она ничего не обещала им. Они не требовали.  Сходились по симпатии,  расходились без обид и претензий к друг другу.
В крупную рекламную фирму «Zcala» Таня попала по протекции. Рекламой никогда раньше не занималась, единственное — имела опыт журналистских текстов. Очень качественных – по отзывам. Когда прочитала название фирмы, глаза споткнулись о странноватость: слово начиналось с «зет», а читалось как «скала». Директор фирмы Брен Дингеманс, тогда он выглядел спортивно-подтянутым, полным мужской энергии, разъяснил:
—  В рекламном деле главное – обратить на себя внимание.
Далее он прочитал ей краткий курс рекламщика-копирайтера — про целевую аудиторию, ключевые слова, правила написания сценария рекламного ролика и тому подобные вещи.
— Уверен, у тебя получится, Таня. Я читал твои статьи в журналах. Умеешь грамотно излагать мысли, захватить читателя. Тонкости нашей профессии освоить несложно. При желании. Я помогу на первых порах.
Он действительно помог. Они проводили вместе много времени, отлично понимали друг друга профессионально, очень скоро начали испытывать личную симпатию, что привело к неизбежной сексуальной связи. Которая оказалась непродолжительной. Затяжная интрижка привела бы к нежелательным для Тани результатам. Брен был женат. Разбивать брак она не собиралась. Но не станешь же объяснять это жене. Имелась опасность, что та воспримет ее как серьезную соперницу, поднимет скандал. Пришлось бы уйти из фирмы, едва устроившись.
Чего очень не хотелось — работа увлекла. Понравилась новизной, разнообразием. Возможностью развиваться творчески и человечески. Здесь можно трудиться года и десятилетия, не боясь застоя в интересах или монотонности, отупляющей мозги. Здесь Таня имела полную свободу действий и единолично отвечала за результат – именно то, к чему всегда стремилась.
Откровенно поговорив с Бреном, она интимную связь прервала, твердо решив для себя с женатыми больше не связываться.
А он, кажется, все еще на что-то надеялся. Откровенно оглядев ее с ног до головы, проговорил восхищенно:
— Отлично выглядишь. Нашла рецепт вечной молодости?
— Конечно!
— Поделись.
— Ну… у каждого человека он свой. У меня – находиться в ладу с самой собой.
— У меня вот не получается.
— Как говорится в одном рекламном тексте — стоит только захотеть.
— Кстати, про рекламу. Я тебя позвал… – Брен замолк, поднялся и принялся ходить туда-сюда по кабинету. Таня видела его упругий, некрасиво выдавшийся живот – в том месте на рубашке натянулись морщины возле пуговиц. Подумала: когда мужчины стареют и запускают себя, начинают походить на беременных.
Наконец, он сел и сказал:
— Ты уже запланировала что-нибудь на предстоящие выходные? – Имел ввиду длинный уик-энд: в воскресенье Троица, понедельник — тоже выходной.
— Конечно запланировала. Давно. Мы с Ренатой собрались на три дня в Лондон. Шопингом заняться. По Пикадилли погулять, если погода позволит. В Национальный музей сходить…- к концу фразы голос стал неуверенным и затих. Глядя на напряженное лицо Брена, вдруг догадалась:  все, только что перечисленное, вряд ли удастся осуществить.
— Таня, послушай. Не хотел портить тебе настроение, но… Нам поступил большой заказ. Ответственный. От Филипс. Они выпустили новый кофейный аппарат и собираются развернуть широкую кампанию по его продвижению. Им нужно все и одновременно: видеоролик, реклама на телевидении, на радио, на уличных плакатах. Тексты в журналах. Гигантская работа.
Таня молчала. Теребила стаканчик, глядя на остатки кофе, будто не знала, что с ними делать – допить или выплеснуть директору в лицо.
— Заказ срочный, — продолжил Брен. – Ты же понимаешь, сейчас кризис, я не могу ни ставить условия, ни торговаться насчет сроков. Иначе конкуренты перехватят. В начале следующей недели надо показать им готовые тексты и сценарий. Зависит только от тебя…
— Но это в нормальных условиях неделя работы! – проговорила Таня тихо, постаравшись скрыть загоравшееся внутри возмущение.
— Извини. Выхода нет. – Начальник красноречиво развел руками. — Ты мой самый эффективный работник.
— Это значит, на выходных мне некогда будет выйти из дома даже в магазин. Должна все три дня провести за компьютером.
— Четыре. Четыре дня, включая сегодняшний, — немного извиняющимся тоном уточнил Брен. Испытующе, колко посмотрел на Таню.
Она прикинула ситуацию: если откажется, он передаст задание кому-нибудь другому. Пусть получит результат похуже качеством, но в процессе всегда можно подкорректировать недочеты – общими усилиями. Обойдутся без нее, что может ей дорого встать.
Да, кризис, черт бы его побрал. По стране идет волна увольнений, предприятия экономят на всем, в том числе на зарплатах, заменяя постоянных сотрудников на разовых по контракту. Таня – в фирме самый опытный, но и дорогой специалист. В случае малейшего инцидента она – первая в списке на вылет. Пусть она лучшая в профессиональном плане, но незаменимых нет. А ей ипотеку за дом платить, вторую взяла на покупку кухни…
— Хорошо. – Голос прозвучал глухо и чуть не сорвался от желания заплакать. — Давай техническое описание и прочее. Рекламный слоган должен быть рифмующимся?
— Нет. Вот. — Брен подал несколько тонких папок с прозрачными, пластиковыми обложками. – Здесь фотографии, описание продукта и остальное. Будут вопросы, звони мне. В любой момент. Можешь отправляться домой прямо сейчас. Во вторник в десять жду тебя на совещании. Приедут представители Филипс и маркетинговых фирм.
— Хорошо, Брен. Не беспокойся. Сделаю как надо.
Таня поставила недопитый стаканчик на стол, забрала папки и вышла. Брен проводил ее взглядом и потихоньку облегченно вздохнул.
Когда поздние июньские сумерки начали плавно темнеть в садике за окном, Таня подняла голову от компьютера. Поглядела наружу немного непонимающе – как так, уже ночь? Сознание все еще было занято укладкой слов в цепляющие тексты и не успело переключиться на реалии. Требовался перерыв. Заслуженный: сценарий рекламного ролика написан, слоган придуман, тексты для прессы в общих чертах готовы. Можно дать себе расслабиться. Таня сходила к холодильнику, налила вина в фужер на две трети, пригубила, вышла в сад.
Воздух был тих и неподвижен – редкость для обычно ветреного прибрежного города. Рядом приглушенно играла музыка, оттуда же доносились голоса и смех. Это соседи Джон и Флортье ван Ньюкерк отмечали наступающий праздник, принимали в саду гостей. Они и Таню приглашали, да некогда ей. Донеслись вкусные запахи барбекью, от которых немедленно во рту появилась влага. Она отошла в другой угол сада – подальше от соблазна.
Там легко пахло жасмином, цветущая ветка которого свесилась из-за соседского забора и занял значительную часть его с этой стороны. Таня взяла ветку с мелкими, нежно-розовыми цветочками, поднесла к носу, вдохнула. Вот интересно. Она не любила цветочные духи, но обожала натуральные природные запахи. Скромный жасмин. Или сирень, кусты которой росли тут же и которые она самолично подстригала каждую осень, чтобы не разрастались, не затемняли окна. Или желтые чайные розы, которые она развела именно из-за их тонкого, чарующего запаха, отведя круглую грядку в углу сада. Розы по-королевски привередливы, особенно в отношении света и тени. В углу для них условия идеальные — солнце появлялось с утра на пару часов, высушить розы не успевало, только взбодрить.
Сиреневый куст выглядел не слишком нарядно. Его соцветия, похожие на кукурузные початки, давно завяли и теперь вместо сочных, фиолетовых превратились в сухие, коричневые, будто поджаренные. Таня потрясла -цветки, шелестя, посыпались на землю. Глядя на них, почему-то стало грустно. Вот так человеческая жизнь проходит. Сначала цветешь, все тебя любят. Потом постареешь, засохнешь – никому не нужна…
Отпила вина. Почувствовала, как загорелись щеки. Приложила холодную рюмку к щеке. Задумавшись, прошлась по садику. Конечно, до настоящей старости Тане далеко. Да не за горами уже. Как ни молодись – природу не обманешь. После пятидесяти начинается естественное увядание организма. Ой, как неохота! Еще столько сил, энергии. Столько дел впереди. Поездок. Впечатлений.
Только к чему они все? Если поделиться не с кем. Вместе порадоваться ежедневным мелочам. Достижениями на работе. Выпить за компанию вина, вот как сейчас. Первый раз за полтора года собрались с Ренатой совершить вылазку в Лондон, и то не получилось. Чтобы танин билет не пропадал, подруга туда с любовником укатила. И даже не позвонила, как доехали…
Щелкнули и зажглись низкие фонарики, стоявшие вдоль забора. Таня вздрогнула, будто очнулась от дремы. Так. Непорядок. Почему хандрим? Поискать причины. Одиночество? Вроде нет, она привыкла. Отчего-то упадочное настроение – даже вино не помогает. Нездоровится? Нет, просто устала. Нет, другое. Давно мужчины не было. Вот! Сексом нужно регулярно заниматься, тогда грустить не захочется. Точно. Слишком много работает. На себя времени не остается. Ну ничего. Вот этот заказ сдаст, возьмет недельный отпуск.
Куда бы съездить? В Париж на пару дней? Одной неохота. Подождать, пока Рената вернется? Вряд ли она захочет. Ей скоро возвращаться в Кембридж. Кого бы с собой позвать…
Мелодичным перезвоном заиграл сигнал мобильного.
— Это Таня. Алло?
— Добрый вечер. Это Джим. Физиотерапевт. Помнишь меня?
На вспоминание потребовалась секунда, не больше.
— Конечно! Привет, Джим. Как дела?
— У меня хорошо. Хотел спросить — как у тебя со здоровьем? Боль в запястьях прошла?
— Прошла. Я даже не заметила. Сейчас все в порядке. Хотя работы полно.
— Даже в вечер пятницы?
— К сожалению, да. Но я на сегодня закончила. Сижу в саду с рюмкой в обнимку. Погода отличная…
— Ты одна?
— Одна.
— Я тоже. Таня… Если хочешь, приезжай ко мне. Я специально для тебя розовый Просеко купил. Вместе пить веселей.
В голове моментально пронеслось: Джим позвонил как нельзя кстати. Что она теряет? Абсолютно ничего! Даже если дойдет до секса. Любовь на одну ночь —  именно то, что ей нужно. И неважно, что он моложе. Даже хорошо. Новый опыт в жизни.
— Джим, с удовольствием бы приехала, но я выпивши.
— Не беда. Я за тобой заеду.
— Адрес дать?
— Не надо. Я знаю.
— Ты через сколько будешь?
— Через десять минут.
— Хорошо. Жду.
Успею принять душ, подумала и помчалась в дом, на ходу стягивая одежду.
3.
Через год.
Поцелуй. Шепот.
— Таня, ты красивая…
— Да. В свете ночника.
— Нет, всегда. Днем тоже.
— Днем видны все недостатки.
— У тебя нет недостатков.
— Возле глаз морщинки появились…
— Это потому, что часто смеешься. Когда ты смеешься, ты вообще прекрасна. Очаровательна до такой степени, что… даже не знаю с чем сравнить. С тебя нужно писать картину. И выставить ее в Госмузее, рядом с «Ночным дозором» — как второй главный экспонат.  Нет, первый. Почему-то художники больше любят писать грустные эмоции. А тебя следовало бы написать счастливой. Потому что твое счастье заразительно. Когда ты смеешься, я не замечаю морщинок. Только тепло, которое излучаешь. Хочется встать рядом и греться от него. Как от солнышка.
— Ой, как ты романтично выражаешься, Джим.
— Я так тебя ощущаю, Таня. Вот говорят, невозможно объяснить – за что любишь человека. Неправда. Если подумать, всегда найдешь причину. В каждом возрасте они разные. В молодости ценна внешняя привлекательность. Одежда, прическа. А сейчас для меня важно совсем другое. Мне с тобой тепло. Светло и уютно.
— Я для тебя вроде камина…
— Нет, правда. С годами и опытом ценности меняются. Я тебе не рассказывал. Был женат. На девушке, с которой вместе учились в школе. Знали друг друга лет десять, так что женитьба как бы сама собой получилась. Первые года три у нас была полнейшая семейная идиллия. Когда родилась дочь Тиа, с женой что-то произошло. Она стала недовольной. Предъявляла претензии. Ее все не устраивало. То я мало времени с ней провожу. То зарплаты не хватает. То в отпуск редко ездим. А я в то время в университете учился заочно, деньги на учебу требовались.
— Дело не в деньгах. И не в отпуске. Просто ты как человек ее не устраивал.
— Точно. Она потом нашла себе другого. Знаешь кого? Владельца бара. Я его не видел. Слышал от знакомых, что он крутой характером. Выпить любил. Травку покурить. От него две жены ушли, потому что поколачивал. И моя бывшая долго не продержалась. Потом просилась, чтобы я ее обратно принял.
— Принял?
— Нет, конечно. Я иногда бываю мягок характером, многое могу простить. Только не измену. Если она один раз предала, предаст и во второй. После нее так и не женился. Осторожным стал. Недоверчивым.
— Правильно делаешь. Я тоже больше не собираюсь замуж. Мне одной слишком хорошо…
— Ты мне ничего не рассказывала про мужа.
— Он хороший человек. Мы познакомились очень романтично. Я приходила к ним в отдел брать интервью для журнала. Он в тот же вечер пригласил меня в ресторан. У нас долго не было отношений. Только иногда перезванивались. На концерты вместе ходили. По праздникам непременно поздравляли друг друга открытками. Он потом мне говорил, что долго сомневался, стоит ли серьезно начинать. Ведь он старше на четырнадцать лет. Мне было хорошо с Дидериком. Удобно. Обеспеченно, не только в материальном смысле. Я всегда могла рассчитывать на его поддержку. Оказалось, я подспудно желала иметь рядом именно человека старше себя. Комплекс девочки, которой недостает отца.
— Ты говорила, что приемная. Какого отца тебе недоставало, родного или…
— Обоих.
— Можешь рассказать, что именно произошло?
— Не очень веселая история. Нидерландские родители удочерили меня в пятилетнем возрасте. Как я потом узнала, инициатором был отец Рон. Он всегда мечтал иметь большую семью, много детей, чтобы суматоха в доме, шум-гам. Он педагог по образованию. С женой у них родилась одна дочка Лика, и больше не получалось. Отец меня любил до самозабвения. И Лику тоже. А жена его – только Лику. Кажется, они обе ревновали его ко мне. Потому начали ненавидеть потихоньку.
Рон умер от сердечного приступа, когда мне было четырнадцать. Дом для меня опустел и остыл. Года полтора я помыкалась – как чужая рядом с Ликой и ее матерью, потом ушла жить к подруге. По вечерам подрабатывала в супермаркете, чтобы оплатить проживание, хотя бы частично. Родители подруги приехали из Суринама, имели троих детей. Жили бедно, но весело. Не помню, чтобы родители когда-либо ругались или наказывали детей. Все у них получалось как-то само собой и без напряжения. В отпуск не ездили. Машины не имели. Денег – вечно в обрез. А впечатление создавалось – счастливейшие люди. Знаешь, я им всегда завидовала немножко.
— Точно так жили мои родители. Они очень гордились, когда я выучился на доктора – престижная работа, заработок надежный и неплохой. Но продолжай.
— Я ужасно скучала по отцу. Потом кое-как привыкла. Много позже поняла: мне все время его недоставало. Его ласки. Любви. Надежных рук. Думала – выйду за мужчину старше себя, он заменит мне отца.
— Получилось?
— И да и нет. С Дидериком мне было надежно. Хотя не совсем так, как я мечтала. Ужасно жаль, что у нас не получилось. Он до сих пор звонит мне минимум два раза в месяц. Приглашает к себе.
— Не собираешься с ним воссоединиться?
— Даже в мыслях нет. Я Дидерика лет десять не видела. С самого развода. Недавно поймала себя на мысли. Я его лицо начала забывать. Подумала как-то равнодушно. А ведь когда-то безумно его любила. Правда, не нашла в нем того, чего искала.
— Чего именно?
— Ласкового отеческого отношения. Знаешь, я в душе – пушистый котеночек. Люблю, чтобы меня тискали, обнимали, целовали. Нежно прикасались. А Дидерик был непривычен к ласкам. Всегда немного отстраненный. Сдержанный, даже в постели. Мне его тепла не хватало. Потом привыкла.
— Иди сюда. Двигайся ближе. Я тоже люблю обниматься… Вот так. Прижмись к груди… Тепло? Ну хорошо.
Поцелуй.
— Таня.
— Да.
— Можно личный вопрос?
— Конечно.
— Как ты ко мне относишься?
— Очень хорошо. Очень-очень хорошо. Очень-очень-очень хорошо. А почему ты спрашиваешь?
— Что бы ты сказала, если бы я предложил выйти за меня?
— Ой.
— Что?
— Не надо.
— Почему?
— Боюсь, что соглашусь.
— Что-то нелогично звучит. Почему боишься?
— Ну… знаешь… слушай, включи телевизор. Музыкальный канал – для настроения. Там, где композиции прошлых лет. Классика поп-музыки. Канал номер шесть-ноль-шесть… Ха, как раз одна из моих любимых песен. Шиннед О’ Коннор «Ничто не сравнится с тобой». Видишь, она поет и плачет. Прислушайся. Здесь замечательные слова, они в этой песне главные.
— Переведи, я не очень силен в английском.
— Вначале она говорит: ты ушел семь часов и пятнадцать дней назад, и мой мир перевернулся. Потом:
  Я отправилась к доктору:
  Помогите, случилось вот так.
  Он ответил: забудь и радуйся жизни.
  Но так не бывает – доктор дурак…
— Почему ты плачешь?
— Не знаю… Потому что… очень хорошо ее понимаю… если со мной так же произойдет… ну, неважно. Наверное, стала сентиментальная. Знаешь, Джим. Странно у нас получилось. Открою один секрет. Помнишь, когда ты мне первый раз позвонил – в пятницу? Я жутко обрадовалась. Было препротивнейшее настроение: начальник работой завалил, уик-энд пропал, в Лондон не съездила. Устала. Думала – встречусь с тобой один раз и все. Только для разрядки, напряжение снять.
— Понятно. Мошенница. Собиралась мною попользоваться и бросить.
— Да… Нет… То есть, я сама ошиблась. Мне понравилось вместе проводить время. Не знаю, как тебе удалось, но… ты стал частью меня. Незаменимой. Слишком ценной. С которой ничто другое не сравнится. Да, у меня есть сын. Который дорог. Любим. Но он давно живет отдельно, и я не собирась вмешиваться в его жизнь ни с советами, ни с заботой. Да, у меня есть карьера. Но с твоим появлением она отошла на второй план.
Ты спрашивал, как я к тебе отношусь. Могу ответить словами этой песни. Если ты уйдешь, мой мир нарушится. Перевернутся день и ночь. Птицы перестанут петь. Цветы – распускаться и пахнуть. Я смогу ходить в рестораны и встречаться с друзьями. Смогу покупать дорогие вещи. Смогу отдыхать у моря. Смотреть на закат. Бродить босиком по берегу. Но моя жизнь потеряет смысл. Даже доктор не поможет. Понадобится время, чтобы вернуть душевное спокойствие. Если удастся… Но если ты захочешь уйти, я не буду удерживать.
— Вот именно эти слова удерживают мужчину сильнее всех обещаний и официальных бумажек. Не волнуйся, милая моя, я не собираюсь уходить. Почему ты сразу о печальном?
— Потому что ты моложе! Намного.
— Десять лет – не так уж много.
— Двенадцать. Может, и немного. Но работает стереотип. Когда женщина старше партнера, она находится в зависимом положении. Она стареет и становится неуверенной в себе как в женщине, глупо-подозрительной, часто безосновательно ревнивой…
— Ну, до сего момента я заметил, что сам не раз тебя ревновал.
— Когда это?
— Помнишь на рождественской вечеринке у нас в клинике? Завотделением так на тебя пялился, что, кажется, хотел проглотить вместо закуски. А когда мы на уик-энд во Францию ездили? Стояли на Эйфелевой башне, ты фотографировала панораму Парижа, а один нагловатый француз в очках беззастенчиво фотографировал тебя.
— Так вот почему тебе вздумалось тогда целовать меня при всех?
— Конечно! Чтобы спугнуть того невоспитанного месье. Показать, что ты не одна. Чтобы не вздумал волочиться.
— И ты мне раньше ни разу не сказал!
— Это еще не все про Париж. Французы не зря слывут ловеласами. Помнишь, мы зашли в кафе. Я пошел в туалет. Когда возвращался заметил: официант, который принес кофе, вовсю с тобой флиртовал. Низко наклонился и что-то шептал на ухо. Вот что он тебе шептал?
— Ну… я не помню. Кажется, что у меня красивый шарфик.
—  Если бы я вовремя не подоспел, он бы не постеснялся поцеловать тебя в щечку! Еще бы и свидание назначил…
— Ну, это ты придумал.
— Ничего не придумал. А в Майами?
— А что случилось в Майами?
— Мы шли по набережной, ветром подняло подол твоего платья.
— Да-да, помню, платье короткое и расклешенное, взлетело почти до головы. Хорошо, что я была в купальнике.
— Мимо проходившие афро-американцы от удовольствия аж засвистели и зааплодировали.
— Да, неудобно получилось…
— От тебя не только чужие люди в восторге, но и моя семья. Дочь Тиа спрашивала недавно, когда у тебя будет время походить с ней по магазинам.
— Скажи – в следующую субботу.
— Родители…
— Не думаю, что они в восторге.
— Да они без ума от тебя!
— Разве они не замечают разницы?
— Им главное, чтобы сын был счастлив. А я ощущаю себя на седьмом небе лишь только тебя увижу… Воспринимаешь меня  как ребенка, потому что я немного моложе?
— Как ни странно – нет. Воспринимаю тебя как взрослого, ответственного мужчину. У которого даже могу поучиться некоторым вещам. Не в возрасте дело. Иногда кажется, что ты старше, мудрее меня.
— Спасибо, дорогая. Наконец-то заметила. И как я смог полюбить такую невнимательную девушку? Причем с первого взгляда.
— Чего не могу сказать про себя… Нет, могу! Знаешь, в первый день мне очень понравились твои руки – мягкие, теплые. У меня руки почему-то всегда как ледышки.
— Это ни о чем не говорит. Давай сюда, я их погрею.
— Слушай, если уж у нас получился вечер откровений, хочу спросить: ты не зазнаешься, если я скажу пару комплиментов?
— Не бойся, не зазнаюсь. Я трезво гляжу на вещи и на себя. Можешь без опаски высказывать все, что думаешь.
— Вообще-то не люблю высоких слов. Но один раз скажу. Когда ты рядом, я счастлива. По-моему, нахожусь в исключительно важном периоде жизни. Мои ощущения наполнены другим смыслом, чем раньше. Сейчас я чувствую острее, воспринимаю мир многограннее, полнее. И в том ты «виноват», между прочим. Мои прежние мужчины были эгоистичнее, практичнее, что ли. Может, не всегда осознанно. На ласки время не тратили – чтобы просто погладить по руке или лишний раз поцеловать.
И я как-то уже привыкла. Не ждала. Перестала желать. А ты… Ты меня пробудил. Осуществил старую, давно забытую мечту – о  нежных объятиях. По-отечески крепких. Когда без слов понимаешь многое: мужчина желает опекать, заботиться, готов поддержать как родного человека. Ты дал мне то, чего всегда недоставало – любящие прикосновения. Потому что тебе самому это нравится — гладить, целовать…  Ты открыт и откровенен в отношениях. Научил этому меня. Понравилось. Жутко приятно ощущать себя в твоих руках. Будто маленькая девочка… В принципе, я не замечаю возрастной разницы. Она сидит только в мозгу. И в паспорте.
— Когда мне исполнится сорок, отпущу бородку и надену очки. С обычными стеклами. Тогда буду выглядеть старше тебя, и ты успокоишься.
— Ха-ха! Интересно поглядеть на тебя с бородкой. Будешь выглядеть как профессор!
— Я серьезно, Таня. Хочу жить с тобой вместе. Официально зарегистрировавшись. Знаешь, когда двое просто живут друг с другом, это как-то унизительно для женщины. Потому что ей всегда нужна определенность — свидетельство о браке. Как доказательство любви. Она молчит, ждет, когда мужчина первый сделает предложение. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неуверенно.
— Ой, не надо, Джим… Я не готова замуж… А вдруг я заболею? Стану беспомощной и страшной. Ты меня сразу бросишь…
— Не брошу. Ты забыла, что я доктор. Буду тебя лечить. Делать индийский массаж. Быстро на ноги поставлю.
— Что за индийский массаж?
— Массаж стопы. Знаешь, на подошву как на карту проецируются внутренние органы человека. Массирование определенных точек на стопе улучшает состояние при некоторых недомоганиях. Я недавно по индийскому массажу курсы проходил. Так что протест насчет воображаемых болезней отклоняется. Еще возражения есть?
— Есть – одно. Я не смогу родить тебе ребенка.
— У меня уже есть дочь. Этого достаточно. Что еще?
— Ну-у… И все. Вообще, если хорошенько подумать, у старшей женщины в некоторых вещах даже больше преимуществ, чем у молодой. Мы, например, любим и умеем заниматься сексом. Раскрепощенно и с энтузиазмом – без ежемесячных ограничений и боязни забеременеть.
— Этот пункт мне очень нравится.
— Не сомневаюсь. Есть и другие, не менее важные. В новые отношения мы вступаем осознанно, отдаемся им целиком, потому что не отвлекают другие вещи. Не надо беспокоиться ни о детях – они выросли. Ни о финансах – карьера состоялась. Здоровье пока не подводит. Характер не испортился – в зануду не превратилась. Самое время жить с удовольствием, для себя.
— Вот именно. Хочу это самое удовольствие с тобой разделить. Ты слишком хороша, чтобы отдавать кому-то другому… Но не отвлекайся.
— От чего?
— От моего вопроса. Уже забыла? Напоминаю. Что ответишь, если я сделаю тебе предложение?
— Ой, не знаю я… Не надо… Неожиданно все это… Да мы и не жили еще вместе.
— Как не жили? А в отпуске несколько раз?
— Это было коротко, ради удовольствия и не считается.
— Еще ты жила здесь, когда у тебя отопление ремонтировали.
— Ах, да. Нет, я имею ввиду… Для чего двое начинают жить вместе? Молодые – чтобы создать семью, родить и воспитать детей. Люди постарше съезжаются, собираясь чаще общаться. Ко мне эта формула не подходит. Когдая я дома, не  означает, что сижу весь вечер перед телевизором, развалясь на диване. Если рассчитываешь на меня как на компаньонку по просмотру сериалов, то ошибаешься. У меня вечер не менее напряженный, чем день. Во-первых, фитнесс-клуб два раза в неделю, бассейн. Деловая переписка и звонки вплоть до одиннадцати. Обязательный просмотр новостей в интернете по моей специальности. Между делом – не забыть сделать маску на лицо…
— Ну а спать-то успеваешь?
— Ха-ха! Конечно. Сон – это святое. Так что встречаться будем только в спальне.
— Этого достаточно. Я тоже по вечерам обычно занят. В рабочие дни просматриваю медицинские журналы, отвечаю на почту, составляю программы занятий с клиентами. Среда у меня выходной, который полностью посвящаю спорту. Только воскресенье стараюсь делами не загружать.
— По воскресеньям будем ходить в кино.
— И объедаться там жареной кукурузой?
— Да! Как все ненормальные люди.
— Согласен. Только не надейся, что я забуду свой главный вопрос.
— Слушай, давай договоримся. Дай мне время, ладно?
— Ладно. А пока переезжай ко мне. Будем привыкать друг к другу. Это тебя ни к чему не обязывает. Не понравится – вернешься домой.
— Хорошо.
Продолжительный поцелуй со всеми вытекающими…
4.
Через шесть месяцев.
Восемнадцатое декабря выпало на пятницу. Таня взяла выходной, как всегда в свой день рожденья. Решила побаловать себя заслуженным отдыхом от работы — получше выспаться, часов до десяти. Ощущалась настойчивая необходимость. Вчера вечером, как только исполнилось двенадцать, Джим разлил по фужерам игристое вино и поздравил ее с днем рожденья. Потом они полночи занимались любовью. Таня удивлялась на себя – откуда столько сил? По молодости быстрее уставала. Заснула потом моментально. Крепко. Утром едва отметила в подсознании, когда Джим поцеловал ее, сонную, в щеку, отправляясь на работу, и опять впала в забытье.
Открыв глаза, увидела за окном туманный воздух и капельки на стекле. Не расстроилась – обычная погода для декабря. Грустить она не собиралась, даже по причине прибавляющихся лет. Нет. Глупо расстраиваться от того, что невозможно предотвратить. Сегодня она будет развлекаться. В одиночестве. Как всегда в свой день.
Никаких гостей или застолий. Уже составлен план. Сейчас приведет себя в порядок и поедет в центр. Полдня будет бродить. Просто. Бесцельно. Глазея по сторонам. Посидит в кафе. Позволит себе кусок бисквитного торта. Потом заглянет в музей Мауритса. Кажется, знаменитая «Девушка с жемчужной сережкой» — голландская «Мона Лиза» вернулась домой из полугодовой поездки по Америке. Посмотрит на нее, на других фламандцев. Подумает о вечном.
Потом спустится на грешную землю. Пройдется по магазинам. Купит какую-нибудь красивую безделушку. Или сумку. Нет, перчатки хотела. Да, зимние, желательно из ангоры. Крупные вещи — вроде утепленного пальто покупать не будет, только примерит. Скоро новогодние скидки, вот тогда можно прицельно по магазинам пробежаться. Что еще? А. Духи. Почти кончаются. Надо в «Иси Пари» зайти. Нет, сначала в Байенкорф, там полки открытые, удобнее духи выбирать…
Машину Таня оставила на платной подземной стоянке и, не  забыв захватить зонт – длинный с тупым, металлическим набалдашником, вышла в город. Первым делом остановилась, подняла лицо – проверить, капает ли с неба. С неба не капало, но сыпалось что-то непонятное, колкое: то ли мелкий снег, то ли холодная морось. Прическу не портило, макияж не размывало – зонт не открываем.
Направилась к площади Большого Рынка, которая в теплый сезон заполнена столиками кафе, а сейчас стояла пустая. Не совсем. На почетном месте в центре ее возвышалась главная рождественская елка города. Она сияла желтыми, рассеянными огнями и выглядела немного загадочно  — в туманной дымке, которая накрыла площадь. В ней романтичная недосказанность, неопределенность: вроде, по времени – день, а по сумрачности – вечер. Таинственный, нарядный, обещающий чудеса…
Наряженная елка – это ожившее волшебство, настроение детства.  Таня обошла вокруг. Елка не идеальна по форме, зато настоящая, с ветками, растущими из ствола, а не из металлического каркаса. Из самой Норвегии прибыла, с родины лапландских оленей и Санта Клауса. Все как положено по сказке. Теплое чувство к ней родилось, как к  долгожданной гостье, которая прибыла и сказала: «Радуйтесь, люди. Я здесь, значит — скоро праздник».
Именно за этот предрождественский, милый сердцу антураж Таня любила свой день рожденья. Хоть был он почти всегда ненастен, часто дождлив – не беда. Даже под зонтом пройтись по Гааге – одно удовольствие. Каждый магазин, кафе или жилой дом старается выглядеть нарядно, перещеголять соседа в выдумке. Фантазия в украшении окон и витрин приветствуется. В ход идет все, что искрится, переливается, сияет: зеркальные шары, цветастые гирлянды, искусственно сверкающий снег. И чтобы непременно присутствовали фигурки главных героев библейской легенды,  изображающие сценку, когда родился Иисус.
Из открытых дверей магазина «Америка сегодня» донеслась нестареющая и ненадоедающая песенка «Одинокое Рождество». Счастливым голосом девушка сообщала:
— Это будет одинокое,
  Одинокое Рождество
  Без тебя…
Да, она проведет Рождество водиночку, но не унывает по этому поводу, потому что наденет суперсовременные джинсы и курточку из «Америка сегодня». В экстремально молодежном стиле, судя по моделям на манекенах. Стиль Тане не подходит. Конечно, она одевается в соответствии с модными тенденциями, но экстрима избегает – всех этих фабрично изорванных брюк и косынок в режущих глаз, неоново-ярких тонах. Посмотреть интересно и только.
Прошла мимо.
Проходя мимо кафе «Аргентина», услыхала колокольчики — сначала потихоньку, как бы издалека, потом громче, громче, будто приближалась тройка. Таня даже оглянулась, не догоняют ли ее крылатые сани.
Грянул звонкий детский хор:
— Джингл беллз, джингл беллз, джингл ол де вэй…
Все-таки удивительно, как музыка действует на человека – только услышишь с детства знакомую песню и ощущаешь по-детски безмятежную радость. Без всякого веского повода. Так и тянет подурачиться – покружиться, похлопать в ладоши, попрыгать в такт. Был бы снежный сугроб поблизости, Таня не замедлила бухнуться в него с разбега. Возраст не преграда. Впадайте в детство хотя бы раз в год — это полезно!
И прохожие с ней солидарны — ни одного хмурого лица не встретилось. Вроде летал над ними Добрый Дух, прикасался легким перышком, щекотал, преображал на свой манер – приветливый, благожелательный. Люди улыбались. Необязательно друг другу. Вообще. Себе. И почему нет? Счастье скрывать не стоит.
Ежегодная рождественская лихорадка, начинавшаяся в декабре, захватывала Таню  в круговорот, заставляла радостно волноваться. Каждый раз снова. Как-то наивно, непосредственно. Будто была она маленькой девочкой, все еще верящей в Санта Клауса, ожидавшей от него сюрприза на праздник. И неважно – получит или нет. Важно – само ожидание.
Пройдя через площадь и проулок, Таня попала на главную торговую улицу города — Спайстраат, где ее сразу подхватило человеческое течение. Оно и в рабочие дни не иссякает,  а в пятницу-субботу-воскресенье уплотняется вдвое.
Многолюдие не раздражало. Показалось весело — двигаться в одном направлении со всеми. Стадное чувство? Да. Таня не отрицала. Она любила это ощущение причастности. Неодиночества в толпе. Молчаливой общности. Союза людей, объединенных хорошим настроением.
Свернула в Пассаж – торговый центр под стеклянной крышей. Здесь сухо, светло, можно погулять подольше. Полно магазинчиков, тесно прилепившихся друг к другу. Зашла в книжный, обувной – не с целью покупки, просто посмотреть. На мини-площади еще одна елка, наряженная богаче, чем уличная, в шары модных цветов, в этом году это серебряный и лиловый.
Вышла из Пассажа с другой стороны. Здесь толпа реже, позволяла каждому двигаться в собственном темпе и направлении, а не только двумя потоками навстречу друг другу. Двигаться следовало осторожно, не задерживаясь на трамвайных путях, аккуратно встроенных в брусчатку. Трамваи по центру ходят неслышно, медленно, чуть ли не в темпе шага. Сигналят переливчатыми колокольчиками – прося, а не требуя, чтобы им уступили путь.
Вот один из них – бесшумно ползет навстречу. Таня посмотрела на головной вагон и улыбнулась. Трамвай был одет под Санта Клауса. Над водительской кабиной шапка набекрень – зеленая с белой оторочкой и помпоном. Ну разве можно обижаться на погоду, когда видишь такую трогательную картинку: наряженный по-праздничному город и жители, занятые одним дружным делом – подготовкой к Рождеству? Не только у людей приподнятое настроение — даже трамваям весело!
Беззаботно помахивая зонтом, отправилась дальше – в сторону старинной крепости Биненгоф, которая считается историческим центром Гааги. Отсюда она начала разрастаться. Старинная архитектура крепости сохранена в первозданном виде, только подремонтирована. Внутри – площадь,  «Рыцарский Зал» и деловые здания, где вершится нидерландская политика. Вход и въезд через два портика в массивной стене: один узкий – для прохожих, другой пошире — для транспорта.
Таня вошла на территорию. Слева длинное здание, где заседают парламентские фракции. Сплошные козырьки над подъездами образовали нечто вроде крытой галереи. Там группа репортеров с микрофонами на высоких штангах и камерами, накрытыми пленкой от дождя. Вероятнее всего они ожидали выхода кого-нибудь из политиков, чтобы взять короткое интервью на ходу. Таню не интересовало. Прошла дальше и остановилась перед старейшим городским замком в готическом стиле «Рыцарский Зал». Остановилась просто так, без всякой цели. Посмотреть на фасад.
Он выглядел несимметрично, никто не знал – почему. Две круглые боковые башни имели разные формы крыш и разное количество узких окон. Наверное, их пристраивали в разное время, предположила Таня. Или разные архитекторы работали. «Залу» почти тысяча лет, теперь не разберешься в причинах небрежности древних зодчих… Не успела развить мысль, как сбоку ее кто-то несильно толкнул.
Из-за спины вышел молодой, незнакомый мужчина и вместо «простите» сказал:
— Вы что-то уронили, мефрау. – И показал глазами на землю позади нее.
Она точно знала, что ничего не роняла, но автоматически оглянулась. И — отшатнулась: сзади стоял Джим. Как он подошел, она не слышала. Вообще не ожидала его здесь увидеть – он же на работу уехал. Это что – шутка? Решил преподнести сюрприз на день рожденья? Что-то подарка в руках не видно…
Пока Таня соображала, Джим сделал нечто невообразимое: встал на одно колено и протянул открытую коробочку, в которой на черном бархате сверкал белыми искрами бриллиант на кольце.
— Таня, выйдешь за меня замуж?
От неожиданности она выронила зонт. С недоуменным писком он стукнулся тупым концом о брусчатку и, шелестя, шмякнулся где-то сбоку. Это было последнее, что Таня слышала. Потом оглохла. Онемела. Совершенно растерялась. Замерла, соображая. Что делают в таких случаях? Мысли заметались беспорядочно, испуганно. Нужно сказать ему, чтобы встал – брюки измажет…  Нет, сначала поднять зонт… Нет, сначала кольцо надеть, посмотреть – подходит ли по размеру. Ой, нет… Неудобно, все смотрят… Бежать… Глупо… Что делать-то?!
Вообще-то ее трудно заставить растеряться. Джиму удалось. Хотел сделать сюрпрюз и – сделал.
Еще какой!
Радостно опешившая Таня оглянулась вокруг, как бы ища подсказки от людей, прогуливавшихся по площади. Мужчина, что ее толкнул, сейчас широко улыбался и снимал ее растерянность на видео. Наверняка соучастник заговора. От галереи шустро подбежали несколько операторов с камерами на плечах и тоже стали снимать – отличный лирический сюжет для вечерних новостей. Вокруг образовалась кучка любопытных прохожих и туристов, которые с умилением смотрели на Таню. Она молчала и чувствовала себя жутко неудобно: исполнительницей главной роли, на которую направлено всеобщее внимание. А она текст забыла…
— Что говорят в таких случаях? – неуверенно спросила она.
— Скажи – согласна, — подсказал Джим, вставая.
— Согласна, — пробормотала она и окончательно смутилась.
Джим надевал ей кольцо, а Таня наблюдала, отстраненно, не ощущая, будто палец был не ее.
Зрители зааплодировали.
Окружающее казалось нереальным. Ненастоящим. Рождественской сказкой.  Но сказки не происходят со взрослыми людьми…
Или все-таки происходят? Таня взяла себя в руки. Подняла голову — туда, где глаза Джима. Она больше не видела ни толпы, ни камер. Только эти глаза… И не могла насмотреться… Она любила Джима и понимала, что в последний раз. От того – одновременно боль и сладость. Она знала, что не имела прав на него, из-за укоренившихся предрассудков – насчет разницы в возрасте. Но бороться с собой была не в силах. Сколько ей отпущено… сколько им вдвоем отпущено – неважно, год или вся жизнь, она насладится тем временем сполна, до дна, до последней капли.
Она стояла, покачиваясь, как блаженно пьяная и единственное, чего желала, чтобы Джим был рядом. Всегда. Постоянно. Потому что ничто – ни то, что сейчас окружает, ни то, что вообще существует на земле — не сравнится с ним. Потому что он – часть ее души. Потому что она его любит
Счастье переполняло. И благодарность. И еще много чего, от чего Таня начала задыхаться, вроде тонула. Требовалось открыть шлюзы, освободиться, что-то важное сказать.
Как всегда в ответственный момент слова разбежались. Сосредоточиться? Невозможно. В голове – сумбур, в ушах – стук сердца. На лице – застывшая улыбка. Выглядит глупо? Ну и пусть!
Проговорила скороговоркой:
– Джим, это лучший подарок на день рожденья, который я когда-либо получала.– И снова замолкла.
Звучало слишком банально. По-киношному ненатурально. Совершенно не то, что хотелось бы сказать. Впервые Таня поняла: словами трудно выразить ощущения. Значит – не стоит и пытаться.
— А сейчас пойдем есть торт!

Добавить комментарий